Я задумчиво почесала шевелюру с легкими волнами. Громко цокнула языком. И понеслась:
— Хорошо. Вот скажите? Он Мудак?
— Кто? — совершенно искренне удивился доктор.
И не обращая внимания на него, уставив глаза в потолок, я медленно вплывала в свои последние девятнадцать лет ожидания и боли:
— Я все прекрасно понимала. Это не любовь. У нас с ним точно хорошая дружба, но это не то, что мне нужно. Дистанция на девятнадцать лет «как выйти замуж за свою первую любовь» затянулась. И превратилась из ста допустимых метров в десятки километров, а это вы знаете что?
— Что? — Доктор продолжал удивляться. Он явно не ожидал спортивных метафор.
— Совершенно другие данные… Другие физические и моральные нагрузки. Дыхалка должна быть такой… ого-го какой, а я — чемпионка на коротких. Десять секунд — и все, а тут девятнадцать лет забега. Понимаете? Михаил Петрович…
Мой доктор снова посмотрел на меня своим веселым прищуром. Мне становилось с каждой секундой обиднее, а еще — стыдно. Я же деньги на визит с кредитки взяла, чтобы его услуги оплатить, а он тут лыбу давит и очки свои медленно протирает. От досады я специально воткнула поглубже в его ковровое покрытие шпильку своего каблука.
— Вы это зря сделали… Я прекрасно вас слушаю.
Теперь я удивленно уставилась на мозгоправа.
Вся моя олимпийская малышня, когда что-то сломает из инвентаря или конкретно накосячит, обязательно делает щенячьи глазки. И я последовала их примеру: ничего я не делаю, просто сижу. А глазки так и бегают — «тик-так», «тик-так». Смотрите чаще на детей, они вас всему научат.
— Что зря? — Плохая игра выдавала меня с потрохами.
— Ковролин мне портите в кабинете. Вам вообще удобно так сидеть?
— Да.
— Простите, но вы сейчас выглядите как секс-символ Голливуда. Вы же спортсменка. Что так нарядились? От отчаяния? Или моя фотография так понравилась? Решили впечатлить своими данными?
И тут доктор снова закашлялся, но продолжал расплываться в улыбке. Я его явно веселила. А он вводил меня в бешенство.
Вот сейчас мне очень стыдно за этот момент. Я же в глубине души знала, что он прав. Но у девушек бывает: как нахлынет волна и уже рот не закрыть, хотя ой как хотелось бы.
И я сорвалась, закричала на него:
— Как хочу, так и буду выглядеть. Это мои права. И не… не потому, что я феминистка, как сейчас принято всех называть или обзывать, а просто — женщина. Я хочу, чтобы на меня мужики смотрели и… как там говорится… штабелями укладывались и падали… а не просто дружили… — закончилось все диким завыванием со шпыняющими в носу соплями.
Мой дорогущий психолог продолжил протирать свои очки краем футболки. Он молча и достойно слушал, как очередная типичная истеричка выпускает пар от нервного срыва.
И я опять не выдержала:
— К вам визит штуку баксов стоит, а салфеток в комнате нет!!!
Вытирая глаза и нос тыльной стороной руки, я начала неприлично икать.
Доктор со всей невозмутимостью заявил:
— Ко мне приходят богатые люди и их простыми салфетками не утешить. А «веселые» барышни предпочитают пользоваться своим добром. Я так понимаю, я у вас первый?
— По психологам я не бегаю, — обиженно заявила я, успокаивая дыхание.
— А что ко мне пришли?
Проигнорировав его вопрос, я задала свой:
— Сколько осталось времени?
Доктор спокойно посмотрел на часы и ответил:
— Еще сорок пять минут…
На меня накатила тоска. Я поняла, что доктор не поможет закрыть все мои гештальты с Мудаком.
— Мне больше сказать нечего, — шмыгая носом, ответила я. — Давайте просто посидим, а то я в таком виде…
— Вы заплатили столько денег, чтобы так и не решить свою проблему с… Как вы его назвали?
— Просто… Мудак…
— Странное имя, ну да ладно… С вашим Мудаком… У вас, конечно же, есть проблемы с родителями. Давайте с них начнем.
Я с сомнением уставилась на него. А причем тут они?
— Одним предложением охарактеризуйте свою мать, — начал делать свое дело мозгоправ.
Я стала подбирать много всего — от «инфантильная истеричка» до «баба-дитя», но вырвалось другое:
— «Гриша, надень штаны!»
Доктор слегка хрюкнул от едва сдерживаемого приступа смеха.
— Очень интересно. Продолжайте…
— Да ничего интересного. За год до смерти папы мы были с родителями на пляже, и я увидела, что у него вместо нормальных ног взрослого человека — детские ножки, такие тощие палки, а смуглая кожа так обтянула ребра, что их легко можно пересчитать… Я помню, что сказала матери: «Папа очень похудел, посмотри, какие у него ноги. Надо его обследовать!» А она как закричит своим писклявым голоском на весь пляж: «Гриша, надень штаны! У тебя ноги ужасные. Свою дочь пугаешь!» Через год папы не стало. Рак — плохая штука.