Обитатели шатра тоже все были на месте: толпа тысяч в двадцать голов стояла, задрав головы, и пырилась на меня.
Я видел рослых самцов, самок помельче и даже совсем маленьких орчат, вот эти уже на самом деле напоминали молочных поросят, только зелёных.
Когда довольный орк с кувалдой извлёк меня изнутри вагона и поставил на боковую стенку, на миг повисла тишина, такая, что я услышал, как трещат жаровни с ароматными травами, и как ветер сотрясает громадный полог шатра. Вот парусность у этого полога была, наверное, невероятная.
Орки застыли, протягивая ко мне руки в жесте религиозного экстаза, будто я сейчас должен одарить их манной небесной. В их темных глазах стояло благоговение, которое вдруг начало стремительно сменяться страхом…
— Человек! — вдруг рявкнул маленький орочий детеныш. Орк с кувалдой, до этого созерцавший толпу и наслаждавшийся своим триумфом, наконец соизволил поглядеть на меня. А потом произошло нечто странное — этот амбал, превосходивший меня ростом вдвое, а силищей — раз в десять, вдруг задрожал от ужаса.
— ДУБОВАЯ ПРАМАТЕРЬ ТРЁХ НОЗДРЕЙ! ЧЕЛОВЕК! И ПРАВДА ЧЕЛОВЕК! СПАСАЙТЕСЬ!
Перепуганный орк от ужаса выпустил из рук свою кувалду, и та полетела с вершины вагона вниз в толпу, вроде даже зашибив какого-то мелкого парня-орка. Впрочем, зашибли его не насмерть, у этого парня еще были шансы выжить… если бы его громадный сородич не спрыгнул с вагона прямо на него, следом за своей кувалдой. Вот теперь несчастного орка просто раздавило в лепешку. Амбал, доставший меня из вагона, смягчив себе падение телом сородича, бросился в бегство. Остальные тысячи орков последовали его примеру. За миг по городу-шатру разнеслась паника.
— ЧЕЛОВЕК! БЕГИТЕ! О, ПРАМАТЕРЬ, ПОЩАДЫ!
Я оглох от криков.
— Да подождите вы! Я просто ехал в метро, я…
Но куда уж мне перекричать орков. Я бы даже одного не перекричал, не то, что двадцать тысяч.
Вокруг тем временем царил настоящий хаос. Большая часть орков бежала к воротам из шатра, к счастью для орков, проходов отсюда выходит целых четыре — судя по всему, они расположены по сторонам света.
Орки топтали и переворачивали жаровни, а то и друг дружку, некоторые даже наступали в эти жаровни и начинали натурально тлеть, но зеленокожим было на это плевать. Видимо, страх перед человеком перевешивал у них все остальные чувства.
Это было… странно. Я был уверен, что если бы в моем городе появился орк, то люди бы от него так не разбегались. Вероятно, его бы просто сдали ментам, приняв за уродливого бомжа, только крупного и позеленевшего от стекломоя.
А еще более странным было то, как резко изменилось настроение орков. Они же явно сами и призвали меня сюда своим ритуалом, своими настойчивыми порталами. Вот только выходит, что ждали тут кого-то другого, а не меня.
Через минуту я остался в громадном городе-шатре почти один.
Странное ощущение — стоять одному в таком циклопическом пространстве. Последние орки повыскакивали из домиков на стенах шатра, попадав оттуда, как перезрелые плоды, и тоже поспешили покинуть шатер. Детей и безногих инвалидов — были тут и такие— утащили с собой матери и родичи. Остались только перевернутые в панике жаровни, да еще парочка затоптанных насмерть в суматохе орков и… И один живой орк. Совсем старый. Видно, когда-то он был живой горой мышц, но сейчас усох, и даже его пятак покрывали морщины.
Орк затоптал громадными босыми ступнями пару перевернутых жаровен, потом заковылял к моему вагону.
Деда-орка всего трясло, то ли от страха, то ли от старости, но он упорно продолжал свой путь. Значит, хочет поговорить…
Кстати, про «поговорить» — я вдруг осознал, что понимаю местный орочий язык, все фразы, которые я услышал в этом громадном шатре от орков, прозвучали, само собой, не на русском, а на каком-то жутком рычащем наречии.
Вот только я их отлично понял, как будто знал орочий с детства. Хотя, понятное дело, что с детства я его знать не мог, да и в школе у нас орочий не преподавали, все больше немецкий.
Это тоже было странно. Хотя, тут всё было странно.
Веревка, на которой меня вынули из вагона, все также висела, привязанная к оплавленному куску сцепки. Я подергал её для верности, а потом сбросил вниз и не слишком изящно съехал по этой веревке на землю.
— Здравствуй, избранник, — прокашлял пожилой орк и рухнул на колени.