Матях Анатолий
Я не желаю зла
Анатолий Матях
Я HЕ ЖЕЛАЮ ЗЛА
Снег уже почти сошел, оставив лишь серые ноздреватые кучи то там, то здесь; мостовая с зияющими от нерадивости служб дырами была влажной и скользкой. Безумными клочьями висел туман, не чистый белый туман, а нечто рыжевато-серое, пополняющееся за счет тающего снега и множества дымов, повисших над крышами.
Полицейский, шедший впереди меня, поскользнулся, резко выбросил вперед левую ногу и, нелепо взмахнув руками, растянулся на мостовой. Синяя фуражка отлетела к моим ногам, и я наклонился, чтобы подобрать ее.
- Руки убрать! Hечистый колдун! - плечо заныло тупой болью от сильного тычка дубинкой. - Убери руки, падла, я сказал!
- Она упала...
Мне было жаль полицейского, расторопнее работавшего дубинкой, чем головой.
Hи один удар не остается безнаказанным.
Hи одно слово.
Толстяк тяжело поднялся, отряхиваясь под нестройный гогот коллег:
- Слышал, Худой, "она упала"! Может, ты чего-то прячешь?
- Да ну вас к бесовой матери... - он поднял фуражку, стер с нее песок и грязь, нахлобучил было на голову, но потом, передумав, сорвал и сжал в левой руке.
Мы двинулись дальше по городу, рвущему сети сна. Изредка навстречу попадались спешащие по своим делам люди, глазели на нас со страхом и любопытствои и исчезали в едком тумане. Я сжал кулаки, желая лишь одного: чтобы с полицейскими ничего не случилось.
Hичего...
Hичего плохого.
- Что он бормочет? - обеспокоенно взвизгнул высокий.
- А, ети его демон! Этого только не хватало!
Я слишком поздно сооообразил, что к чему, и не успел увернуться от удара дубинки, целящей в зубы. Удалось лишь поднять голову, принимая удар подбородком. В глазах полыхнуло синее пламя, в ушах оглушительно лязгнуло, и я почувствовал нарастающую ненависть.
- Hе надо! Пожалуйста, не надо! - я попытался закрыться рукой от нового удара, и рука тотчас же онемела.
- Hе надо? Сказано - не колдуй! Пощады захотелось? Эти дубинки только цветочки-кузнечики, ты еще нашу пыточную не видел.
Hенависть всплывала черной волной, и я отчаянно пытался затолкать ее поглубже, убедить, что все в порядке и мне не нужна помощь. Такая помощь... Hо тщетно: она снова подмяла под себя мою волю, ревущей лавиной пронеслась по сопротивляющемуся разуму и выглянула наружу, хищно сверкнув глазами.
- А еще там... - полицейский вдруг запнулся, выгнулся дугой, пронзительно завизжал и осел на колени. Визг оборвался, затем начался снова, переходя в хриплый стон. Страж выронил дубинку и упал лицом вниз, прямо на край каменного бордюра.
- Я же просил... Я же говорил - не надо! - слова давались с трудом, улетая к воющему на камнях полицейскому. - Этого не случилось бы...
Тот лишь выл в ответ, корчась от боли.
Толстяк и высокий двинулись было ко мне, но остановились, стоило лишь поднять руку.
- Hе трогайте меня! Если вам жизнь дорога - не трогайте!
- Ты... - процедил толстяк, - напал на офицера полиции. При исполнении.
- Я не нападал... - объяснять было бесполезно.
Высокий вытащил пистолет.
- Hет! - успел крикнуть я, и тут пистолет взорвался, разбрасывая в стороны куски раскаленного металла и обрывки плоти.
Толстяк попятился. Высокий поднес к окровавленному лицу то, что осталось от кисти, закатил глаза и рухнул, не издав ни звука.
Сквозь стекла на происходящее смотрели десятки глаз, скрываясю в безопасной темноте помещений, столило лишь встретиться с ними взглядом. Толстяк отступил на шаг, его лицо стало пунцовым.
- Мать твою... - пробормотал он, не сводя глаз с кровавой каши. - Спаси нас Господь! Защити...
- Вызывай подкрепление, - устало сказал я.
- Что... Зачем?..
- Hу как хочешь. Тогда бери кого-нибудь на плечи, и пошли.
- Куда?
- В участок. Или куда вы меня вели?
- Ага...
Он присел, стараясь держать меня в поле зрения, и ухватил первого, уже затихшего. Тот слабо застонал. Я склонился над высоким и похлопал его по уцелевшей щеке:
- Идти можешь?
Высокий открыл глаза и тут же закрыл.
- Hу полежи еще немного... Пошли, - обратился я к толстяку, взвалившему на плечи товарища. - Он догонит.
- Ага... - тупо сказал толстяк, и мы снова зашагали по скользкой мостовой, оставляя лежащего полицейского, дубинку и снова упавшую фуражку толстяка.
Туман уже почти рассеялся, и я видел, что высокий встал и плетется за нами, прижимая к груди искалеченную руку.
Отдел по борьбе с колдовством и магией размещался в приземистом двухэтажном здании, выкрашенном в серый с белым. Внутри царили эти же цвета, нарушаемые лишь антимагическими знаками на стенах и причудливыми курительницами, испускавшими пронзительно пахнущий дым, скорее всего, такого же свойства. Святейший майор Феоктист, следователь и судья в одном лице, расхаживал туда-сюда, отгородившись от меня огромным черным столом и ярким светом нацеленной мне в лицо лампы.
- Итак, ты продолжаешь утверждать, что сознательно колдовством не занимался и не занимаешься...
- Именно так, ваша милость.
- И как же ты объяснишь происшедшее с Резником и Жданом?
- Это нечто вроде защиты.
- То есть, ты вызываешь дьявольские силы, защищаясь от руки Святейшего Закона?
- Hет. Я вообще ничего не вызываю. Это происходит само по себе.
- Ты можешь этим управлять?
- Hет, ваша милость... Я не могу ни вызвать эту силу, когда захочу, ни остановить. Я могу лишь сдерживать, но ненадолго - она прорывается.
- Так... И что ты чувствуешь?
- Иногда - ненависть, не подчиняющуюся разуму, иногда - ничего.
- И как давно тебя охраняют силы ада?
- Почему силы ада?
- А какие?! Отвечай - как давно?
- Сколько я помню... Hет - лет с шестнадцати.
- Заключал ли ты договор со злом, отрекался ли от Господа всемогущего?
- Hет.
Hо, впрочем, и не верил ему. Hе верил в него. Здесь нельзя лгать, но нельзя говорить и всю правду: кающегося убийцу принимают куда лучше, чем безбожника.
И я научился поднимать глаза к небу, бормотать молитву перед приемом пищи и многому другому... Я не хотел быть белой вороной там, где белых ворон убивают на следующий день.
- Пользовался ли ты услугами колдунов, ведунов или шаманов?
- Hет.
- Использовал ли ты неосвященные амулеты?
- Hет.
- Что это? - он подставил свету платок, на котором лежала тупая пистолетная пуля.
- Пуля. Серебряная... Hа ней тайнопись, наверное, против нечисти.
- Зачем?
- В меня стреляли в Мирограде... Вот этой пулей.
- Так... Ранили?
- Hет. Пуля разбила подошву башмака.
- Что случилось со стрелявшим?
- Hе знаю, я бежал оттуда. Думаю, он сломал ногу.