- Откуда вы знаете? – напрямую спрашиваю я. Ни к чему тянуть резину.
- Я много чего знаю, - загадочная и кроткая улыбка. Чёрт бы побрал эту грёбаную монашку.
- Вы отпустите меня? – спрашиваю я напрямик. Мне нужно отсюда выбираться. Надеюсь, я больше никогда не встречусь с сестрой Анной.
- Сначала ты расскажешь, - говорит женщина. Я молчу. Не то, чтобы долго, но достаточно, чтобы подумать. Рассказать? Я не знаю, насколько она осведомлена. Наврать? Но я не знаю ничего о брате Михаиле. Чем дальше, тем хуже. Врать бессмысленно. Бессмысленно и глупо. Правда? А что вообще значит правда? То, что было на самом деле? Но я ничего не могу знать наверняка. Было или нет. А может, я и есть брат Михаил. Только с памятью у меня что-то не то…
Поздно что-то придумывать.
Стены прут на меня со всех сторон, уродливо-мраморными прессами сдавливая мои мозги в кашу.
- Я – не брат Михаил. Меня нет. Я - лишь наблюдатель. Я - нейтральный зритель. Это всё, что я могу вам сказать.
Улыбка не сходит с лица монахини. Но теперь она не пластмассовая. Как будто бы она услышала именно то, что хотела.
Тишина давит на меня почти так же, как стены.
- Этого вполне хватит, - тихим шелестящим голосом говорит сестра Анна. Я пока ничего не понимаю. Она продолжает: - Послушай меня. Я отпущу тебя. Сегодня же. В этом месте не могут находиться посторонние, несмотря на то что это церковь. Я тебя обязательно отпущу с миром. Но перед этим мне нужно тебе кое-что сказать.
Мне становится не по себе от монотонности её голоса.
- Что же? – спрашиваю я, желая поскорее избавиться от всего этого. Мне не интересны исповеди ясновидящей монашки.
- Предупредить. Об опасности, которая нависла над тобой и твоей частью.
- Что? – под «моей частью» она имеет ввиду Оула, или я уже совсем ничего не понимаю?! Странная она. И не тем, что видит меня насквозь.
- Пройдёшься со мной? – монахиня поднимается, поправляя рясу и снова пластмассово мне улыбаясь. Тянет время. Не хочет упускать такую интересную зверушку. Ну что ж, поиграем по её правилам.
…Длинные запустевшие коридоры. Столпы пыли в прямоугольниках разноцветного света из витражных окон. Мрамор вокруг. Запустение. Угнетение. В этом месте пахнет заброшенностью и горем. В этом месте висят души, как мертвецы на огромных П-образных виселицах из светлого кедра. В этом месте медленно гниёт надежда на свет. Мираж в разноцветных запыленных стёклах. Паутина в углах и жирные чёрные пауки на святых крестах. Отполированные до блеска иконы, успевшие покрыться тоненьким едва различимым слоем мелких пылинок. Поклонение пыльному позолоченному Иисусу с чёрными пятнами на ногах – позолота кое-где отлетела, обнажая чёрную от времени стальную сущность всего вечного. Пыльная церковь. Пыльная вера.
Позолоченная сталь.
Распятый пророк.
Шаги сестры Анны похожи на шелест листвы в осеннем лесу. Мои шаги похожи на удары сбитых до крови лап бродячего пса о такой пыльный и опостылевший мне мрамор. Я тут ничего не значу. Я чужак. Со своим уставом сунулся в чужой монастырь. Со своими проблемами – к уже давным давно отчаявшимся людям. Что мне здесь искать? Что мне здесь нужно? Сестра Анна никак не может заговорить. Но вот, выйдя наконец в тот самый зал, где обычно толпятся люди в надежде на спасение души, а ныне пустующий и запылённый, как всё в этом месте, женщина заговорила. Тихо, будто бы просто рассуждала вслух.
- Раньше тут было много людей. Раньше сюда приходили и городские, и сельские жители. Они молились, прикладывались к иконам и кресту. Им было хорошо тут. Всегда пахло хлебом и ладаном. Иногда – мёдом и яблоками. Палёными свечами. Воском. Теперь тут только пыль. Пыль и никому не нужный свет. Нас отлучили. Отлучили от церкви, сюда больше никто не придёт. Мы живём тут, как тени. Мы никому не нужны. Знаешь, это как жить в прозрачной клетке. Рядом, но далеко. Но мы всё равно верим. Верим во что бы то ни стало. Это всё, что у нас есть. Наверное, ты меня не понимаешь. Даже не слышишь. Ты уйдёшь. Совсем скоро. А вера останется. Тут. Со мной, с другими монахинями, с обезумевшим епископом, ведущим жизнь овоща. Вот тут. «Тут» не значит среди всего этого золотого барахла. «Тут» значит у меня в сердце. И у каждого, кто есть здесь. Ты не просто демон. Не просто заблудшая душа.
- Я лишь наблюдатель, - шепотом говорю я. В моём голосе – усталость и безвольность. Наверное, это значит, что я больше не могу. Наверное, это значит, что мне надоело. Наверное. Это значит, что я сочувствую этим несчастным. Именно сочувствую. Не жалею.
- Я вижу многое. То, что было. Что происходит. Что будет происходить. Тебе ещё многое предстоит пережить. Тебе ещё многое предстоит вытерпеть. Мне осталось совсем чуть-чуть. Я, наверное, ждала тебя.
Белесо голубые глаза с крохотными зрачками. Взгляд, направленный через мои беспристрастные глаза прямо внутрь, прямо туда, где я. Джесс. В душу.
- Я должна тебя предупредить.
- Вы видите что-то? – я начинаю верить ей. Так же, как она верит в своего Бога. Бескорыстно и не требуя объяснений. Почему? Впервые я не должен ничего рассказывать. Впервые никто не раздражает меня расспросами. Я разговариваю с человеком, готовым к общению со мной. Это радует. Это даёт волю.
- Вижу. Она не сразу придёт. Она такая же, как и все. Один раз увидев её, ты не сможешь вспомнить, как она выглядела. Она – и есть та толпа, которую ты считаешь стадом. Она – стадо. Она – система. Она знает о тебе. Она знает обо всех. Никогда не будь слабым. Не давай повода задеть себя. Избавься от прорех. Избавься от слабых мест. Она будет бить по тому, о чём в таких случаях переносно говорят «ниже пояса». Она узнает тебя, ты её – нет.
- О ком вы говорите? – спрашиваю я. Верю каждому слову. Заглатываю наживку, как наивная голодная рыба. Мне скучно? Да, чёрт возьми, мне как всегда скучно. Что это за «она»? Зачем мне о ней знать?
- Ты узнаешь её по имени. Такого больше ни у кого нет и, надеюсь, никогда не будет. Запомни его.
Я слежу за тем, как чёрный длинноногий паук взбирается на высокую кафедру. Для него ничего не значат ни кресты, ни иконы, ни запыленная книга на кафедре. Для него нет Бога. Хотя он был создан им же. Паук просто живёт, не обращая внимания на то, кто стоит выше. В этом различие людей и всех других божьих творений.
Имя. Монахиня произносит его тихо-тихо, так, чтобы его даже этот махонький паук не смог услышать. Я запомню его. Не потому, что его обладательница представляет какую-то угрозу для меня. Потому что меня попросила запомнить это имя сестра Анна.
Кажется, я начинаю ненавидеть эту странную ясновидящую монахиню.
И мне это нравится.
… Полы моей рясы измазаны грязью дорог. Ветер делает дождь ещё холоднее. Мои намокшие чёрные волосы липнут к лицу. А я и не знал, что они чёрные, пока не пошёл этот проклятый дождь. Серость вокруг. Серость внутри.
Но… наверное, я становлюсь параноиком, но мне кажется, что мир как-то изменился. За те несчастные часы, а может, и пару дней, пока меня не было, мир как будто бы сдвинулся с мёртвой точки. Покатился… Но я ещё не понял, куда. Надо мне это или нет. Полезно мне это или нет. Станет ли первый шаг началом конца? Станет ли он началом моей долгожданной смерти? Хотелось бы. Если мир так изменился за пару дней, что станет через год? Через два? Через десять лет? Через сто?