Я открываю пачку сигарет, выбрасывая полиэтилен упаковки в урну, полную дождевой воды. Дождь прекратился, только вода на крышах, стекая на землю, выбивает неровный ритм. Я вдыхаю тяжёлый табачный дым. Тепло внутри меня. Совсем не такое, какое наполняло меня в доме Лекса. Тепло призрачное и поддельное, пластмассовое, разукрашенное старой просроченной гуашью. На время эта иллюзия сможет заменить мне то самое тепло, но это только на время. Я должен купить нужных таблеток и закончить уже с этим. Время уже давно пришло, я как-то засиделся в этом теле. Оно не стало мне родным, как, например, тело Гано Рейона. Или Тома Лидвела. Я никого не воскресил. Я никому не помог…
Какой же я дурак. Оул бы точно сейчас влепил мне пощёчину, если бы услышал мои мысли. Никого не воскресил? Несмотря на то что я живу вне этого мира, я всё ещё человек. У меня всё ещё бьётся сердце. Я всё ещё дышу. Себя я воскресил. Тогда, в комнате Оула. Себя.
Я – летописец.
- Я – записная книжка.
- Что вы сказали? – я и не заметил, что уже давно стою в аптеке и пялюсь на одну и ту же упаковку снотворного. И теперь молодая аптекарша смотрит на меня слегка удивлёнными глазами.
- Нет, ничего, - сконфуженно и тихо отвечаю я, глядя на девушку сквозь стекло. Она не отводила взгляда, и постепенно на её лице появлялась немного странная, но довольно милая улыбка. Вскоре аптекарша хихикнула и снова принялась расставлять какие-то баночки на витрине.
- Вы смешной, - сказала она, иногда поглядывая на меня. Что во мне такого смешного? Я не отвечаю – ни к чему мне с молоденькими аптекаршами флиртовать. Но… наверное, я символичный параноик, но даже в этом простом диалоге я увидел что-то большее, чем просто слова. На меня обратили внимание. Мне что-то сказали. Со мной заговорили. Я – часть общества? Может быть, если бы я был обычным парнем, я бы прямо тут случайно упал в обморок от хронической анемии и вот эта девушка мне бы помогла. Хотя бы вызвала скорую. Это была бы уже помощь. Помощь… Ей ничего не будет за то, что она спасёт человека. Но я уверен, даже больше, чем уверен, что спасёт. И просто улыбнётся, если её поблагодарят.
Нужно просто верить в людей. Лишь люди могут исправить самих себя. Лишь люди могут вернуть всё в нужное русло. И чем больше людей-спасителей, тем красивее становится мир. Тем ярче светит солнце.
- И вы мне ничего не скажете? - девушка снова смотрит на меня, держа в руках бутылочку с салициловой кислотой.
- А что я должен сказать? – я выпрямляюсь, засовывая руки в карманы.
- Ну, хотя бы то, что вы хотите купить, - аптекарша снова мне улыбается.
- Пять упаковок парацетамола, - я улыбаюсь так, что любой дурак сможет понять, что я хочу делать с этими таблетками. Я с наслаждением наблюдаю за тем, как меняется лицо девушки. Она напугана. Ей страшно. Да, я никогда не смогу стать таким, каким меня хотят видеть.
- Вы ведь… Вы ведь знаете дозировку? Две-три таблетки в день… - начинает щебетать девушка.
- Три упаковки - минимум, вы же знаете, для чего они мне.
- Я могу вызвать полицию.
- Вперёд, а я откушу себе язык. Я же суицидный маньяк, я сделаю всё, чтобы сдохнуть.
- Но зачем? – девушка говорит ещё тише. Только не говорите мне, что она хочет меня переубедить!
- Потому что я должен умереть, - смотрю на неё, как великий Будда на маленького никчёмного человечка. Не надо лезть в чужие проблемы.
- У любой проблемы есть решение…
- У меня нет проблем.
- Но почему?
- Пять упаковок парацетамола, пожалуйста. Или я потребую жалобную книгу.
- Требуйте, - вдруг ответила девушка, уперевшись руками в бока и смотря на меня из-под сведённых бровей. Честно говоря, это меня немного удивило. Если не сказать «ввело в полный ступор». Что?!
- До свидания, - я разворачиваюсь на каблуках и направляюсь в сторону двери. Чокнутая аптекарша.
- Вы ничего не добьётесь смертью! Умирать вот так только слабаки могут! Лучше уничтожьте то, что заставляет вас сдаваться! Живите! Умоляю, живите!
Почему? Почему она это кричит? Почему она так хочет спасти меня? Зачем? Она не меня хотела спасти. Она хотела спасти тех, кто готов отдать свою жизнь за какую-то никчёмную и ненужную проблему. Она хотела что-то повернуть в мыслях этих людей. Конечно, она не знала, с кем говорила. Она не знала, что смерть для меня – просто способ быстрого перемещения. Смерть ничего не значит. Она думала, что я умру, и всё для меня кончится. Она думала, что я один из всех тех суицидников, решивших, что они никому не нужны. Как нелепо. Как глупо.
Какой героизм.
В следующей же аптеке мне спокойно продали желаемый парацетамол. Никаких разговоров, никаких вопросов. Равнодушие, которое стало частью человеческого менталитета. И я ни в чём не виню аптекаря. Ведь это бывает некрасиво – лезть в чужие проблемы. Но…
Я надеюсь, та девушка из первой аптеки далеко пойдёт. Надеюсь, она найдёт себе достойного жениха, добьётся повышения, будет жить долго и счастливо. Она никогда обо мне не вспомнит. Я – лишь очередное ЧП на работе. Уже так много бывало таких случаев, что и не перечесть. Сложно запомнить мою внешность, сложно запомнить моё лицо и мою манеру говорить. Ведь я – просто летописец. Но для меня эта девушка стала маяком. Тем, к чему стоит стремиться всем остальным. Простое желание помочь. Ничего больше. Ничего меньше. Но как мало человек в наше время думают не только о себе. Корысть. Зависть. Чревоугодие. Желание построить свою жизнь на руинах чужих жизней. Но жизнь окажется шаткой, ведь фундамент неровный, а осколки чужого счастья больно колят ноги. Втаптывая в грязь красоту, они становятся выше. Они становятся заметнее. Они начинают сиять.
Огромный памятник злу.
Я открываю дверь дома Лекса. Она всегда открыта, потому что никто, кроме меня, сюда не придёт. Хозяина дома нет, а Оул не подаёт признаков жизни, что, в принципе, в его стиле. Я медленно прохожу в ту самую мёртвую спальню, не снимая ни обуви, ни плаща. Нет смысла. Не имеет значения. Уравнение без переменных. Снова подо мной зелёные стёганые одеяла, снова запах смерти просачивается мне в ноздри. Теперь осталось только проглотить три упаковки белых неприметных таблеток. И уснуть. Какая красивая и прекрасная смерть. Да, будет тошнить, будет кружиться голова. Но я уйду таким же, каким и пришёл. Бетон вокруг меня плавится, оставляя после себя уродливые тёмно-серые разводы. Одеяла подо мной прорастают шиповником. На его иглах остаётся моя кровь, густая и тёмная. Пол подо мной – клубок свившихся гадюк, вместо балдахина над зарослями одеял свисают капли тёмно-бурого сиропа. Будто сквозь вату я слышу, как дверь открывается и ко мне бросается Оул. Его волосы, такие длинные, похожи на снег. На молоко. Его глаза кажутся тоннелями в то, другое измерение. В его измерение, постепенно сливающееся с моим. Я верю ему. Я верю в него. Оул улыбается. Он любит смерть всей душой. Никто не любит её больше него. Я доверяю ему свою смерть, кладу её в его сложенные лодочкой ладони. А сам… Меня ждут другие измерения, меня ждёт дотёкший до шиповника сироп. Окно – водоворот, и кажется, оно забирает меня.