Вопрос, прорезавший мои мысли острой стрелой. Кто я?
«Как-нибудь на досуге газетку почитай. И в зеркало посмотри.»
Я бросаюсь к зеркало, пролетая мимо ошарашенного Оула.
- Что такое? – спрашивает он, заглядывая в ванную. Я не могу ответить.
То, что я вижу, я уже видел раньше. Желтовато-янтарные глаза, кажущиеся немного хищными и немного жестокими. Взгляд немного удивлённый, но колкий и как будто цепкий. Тонкие бледные губы, высокие скулы. Ни намёка на Знак. Медные волосы, мягкие на вид, как пух. Бледная кожа, тонкая шея, острые ключицы, выглядывающие из выреза полурасстёгнутой рубашки. Я видел это. Я видел его.
Когда-то давно я видел этот взгляд в отражении.
Я не верю ему.
Я не верю.
Я не могу верить.
Потому что я не могу быть.
- Джесс, – Оул осторожно заходит в ванную. В его руках свежая газета. Он протягивает её мне, в оуловых глазах одновременно и страх, и мука, и неописуемый восторг. Пьеса дошла до своей кульминации. – Взгляни.
Я беру из его рук газету, трясущимися руками разворачиваю. Читаю.
«Нетленный мертвец, тело которого было утеряно, вновь нашёлся! Теперь он транспортирован в городской морг, где в специальной камере будет хранится для дальнейших исследований феномена его вечной жизни. Учёные утверждают, что телу более полторы тысячи лет, но по каким-то необъяснимым причинам оно до сих пор в довольно-таки странном состоянии: сердце не бьётся, таинственный человек не дышит, однако все его клетки не гниют и не стареют. Некоторые предполагают, что из этого удивительного тела можно будет извлечь эликсир бессмертия или хотя бы вечной молодости, однако учёные пока разводят руками, не зная, что же предпринять, чтобы хоть как-то объяснить причину удивительной сохранности древнего тела.»
Очередное подтверждение, в котором никто не нуждался.
Я снова смотрю в зеркало.
Почему сейчас? Почему именно сейчас? Это знак? Это знамение? Это внезапный призыв к действиям? И должен ли я хоть что-нибудь понимать?
Ветер уносит все страдания прочь, забирая с собой ещё и души. Заблудшие души ушедших навеки агнцев. Пепел поднимается в воздух, смешиваясь и кружась, ложась на землю крупными белыми хлопьями. Мир чист, чиста земля. Танцуют дриады в кронах нетронутых никем деревьев, мелкая живность пирует на остатках органики на земле. Земля стала чёрной, в миг окрасившись кровью падших. Это не та кровь, которая брызжет отвратительно яростными струями из ранений, детей смертоносных ударов мечей и сабель. Это не та кровь, что огромным бурым пятном покрывает раскалённый асфальт, вытоптанный ногами убийц. Это не та кровь, что несёт в себе силу и волю, что течёт в жилах воинов и борцов. Это кровь мира. Она не обязательно красная, но ведь именно красный цвет называют агрессивным? Она впитается в землю, как удобрение, и цветы вырастут из погибших людей. Чертополох, что рос у каньона, взовьётся зелёными стрелами ввысь, сплетаясь ещё сильнее.
Сейчас я уже ни в чём не уверен, кроме одной единственной вещи.
Когда-то давно я видел этот взгляд в отражении.
В раннем беспамятном детстве.
Эту жизнь я когда-то прожил, еще не зная о грядущем. Не зная, кем или чем я стану.
На этот раз мне очень удачно попалось тело.
Я – некромант.
Я – Джесс.
***
Люди зависимы. Зависимы от денег, еды, климата, других людей и своей семьи. Люди зависимы от самих себя. Зависимы от своего тела.
Умирая, ты теряешь всё. Начиная от зубной щётки и заканчивая кончиками своих волос. Абсолютно всё. Ты шагаешь в никуда, не зная и не понимая, что тебя ждёт. Кто-нибудь возвращался с того света? Кто-нибудь видел рай или ад? Кто-нибудь может доказать их существование хотя бы своим ничтожным криком, хотя бы чем-нибудь? Умирая, мы не знаем, что нас ждёт. Мы чисты, у нас нет ничего кроме сути, кроме чистой души. А тело… Люди безумно любят свои тела. Холят их и лелеят, кормят, одевают, лечат, моют, чистят… У каждого своё, и для каждого – самое прекрасное. Самое близкое, самое сокровенное, оно знает всё, чего хочет и что собирается делать душа, оно главный инструмент в любой работе, оно – это почти всё.
А если вдруг лишиться всего?
Человек без тела. Бабочка без крыльев. Беспомощен и ничтожен, и в то же время велик и чист. Вездесущ. Представить себе жизнь без тела практически невозможно, ведь наш разум просто не предполагает существование без физической оболочки. И всё-таки после смерти теряется, в первую очередь, именно она, выхоленная и вылелеянная. «Самая прекрасная и неотразимая». Люди – большие поклонники зеркал и водной глади, отражений в чужих глазах и лужах крови. Забывая обо всём на свете, готовы веками смотреть на самих себя и радоваться тому, что по человеческим меркам невообразимо красивы. Но можно ли измерить красоту души? Красоту главной начинки людей, батареек в сложном механизме, ментального сердца? Она неизмерима. Она огромна и неизмерима. Наверное, в ней и будет отражаться всё величие человечества, вся монументальная красота ноосферы земли.
И вдруг – взрыв.
И вдруг всё кончилось.
Всё то, на что тратили почти всю свою жизнь, в миг обратилось в прах.
Больше ничего нет.
Что же делать, если делать нечем? Ничего уже не имеет значения. Лишь мысли. Мысли, желания, мечты, разочарования, всё то, что мы можем почувствовать.
Это новая эра.
Ментальная эра чувств.
… Я сижу на зелёных покрывалах в комнате родителей Лекса. Несколько дней от него нет никаких вестей. Оул всё больше замыкается в себе, иногда мне кажется, что он что-то чувствует. Приближение чего-то. Но чего? Девильера и так пляшет на развалинах разрушенного ей мира. Чума, прозванная «вирусом греха» из-за толп пророков и сектантов на улицах, вещающих об Апокалипсисе, своими цепкими лапами и так забирает всё больше и больше жизней. Что ещё может случиться? Куда уже хуже? Понять Оула практически невозможно. Понять то, что происходит вокруг – ещё сложнее. Где Лекс? Жив ли он? Как это странно? Я волнуюсь за человека, с которым меня ничего не связывает. Раньше я полагался только на себя, пытался как-нибудь защитить Оула и прожить свою жизнь. В этом был смысл меня. В этом был смысл всего сущего. А потом всё вдруг завертелось, закружилось, стало переворачиваться вверх дном, стало меняться. Я и сам толком не понял, что послужило толчком ко всем этим переменам… Я стал другим. Я стал помогать людям. Я стал что-то делать. Потом появился Лекс, потом всё стало ещё хуже, и наконец – финал представления, и на сцену выходит прима нашей оперы. Девильера. Некто, способный по кирпичикам разложить мир. А мне, значит, не хватает красного плаща и латексного костюмчика. Всё это похоже на низкобюджетный фильм о супергерое, который обязательно должен победить зло. И хотя супергерой себя таковым не считает, и хотя зло он ни разу в глаза не видел. И хотя защищать уже толком нечего.