Пока в Машиной голове мелькали воспоминания прошедших пары часов, Влад успел развязать поясок на ее халате и зачем-то начал рассматривать растяжки после беременности на ее животе. Их было не так уж и много конечно, но все равно, от них никуда не деться, ведь это естественный процесс. Но Маше в этот момент почему-то стало безумно стыдно. И еле заметные бороздочки на ее животе, на которые она и внимания давно не обращала, показались ей сейчас невероятно уродливыми шрамами. Да и спортивной Маша тоже никогда не была. Так, чуть-чуть после беременности позанималась дома шейпингом, чтобы подтянуть мышцы живота, и не распускать себя, и на этом успокоилась. А в последние годы, она просто старалась не увлекаться сладким, жирным и мучным, так как на спорт катастрофически не хватало времени.
Маша сама того не замечая под пристальным взглядом Лисовского начала краснеть. А этот невыносимый тип уже перешел на ее бедра, повернул боком, потом другим. Все же тот первый осмотр, что он сделал пару часов назад, не был таким доскональным, будто Влад торопился. Зато сейчас, он, похоже, уладил все свои дела и решил более тщательно ее рассмотреть?
Черт… все же она уже ни девочка давно, у нее и кое-где целлюлит на ногах начал появляться, Маша следила за своей кожей, использовала разные крема, и если на пляже издалека, то не особо и заметно было. Но вот сейчас Влад так тщательно разглядывал ее тело, что не заметить подобных изъянов было просто невозможно.
А Маша в этот момент даже сама от себя, не ожидая, все сильнее и сильнее заливалась краской смущения, и уже не только ее щеки, но и все лицо, шея и кажется, все тело начало пылать красным цветом. А каждое прикосновение Влада, отдаваться странными почти обжигающими покалываниями, которые наглым образом почему-то устремлялись в низ ее живота и оставались там, разрастаясь в маленькое солнышко.
Ей как в далеком детстве вновь захотелось спрятаться куда-нибудь от его рук, от его пристального взгляда и в то же время, застонать от волны ощущений, что медленно захватывала ее.
Вот только, Маша прекрасно помнила и то, что происходило на следующий день, после всех этих волнующих прикосновений. Влад опять превращался в чудовище, заставляющее ее страдать. И именно поэтому она и возненавидела себя, ведь Маша не могла дать отпор тогда, и не может дать отпор сейчас. Ее чертово похотливое тело, предает ее… Даже не взирая на то, что она ненавидела сейчас Лисовского лютой ненавистью… даже не взирая на то, что он сделал с ней и ее семьей… она, как и в далеком детстве млела и краснела от его прикосновений, и желала большего…
А ведь сейчас даже маленькой Машки не было, и свалить всю вину было совершенно не на кого.
Черт, да что же это с ней такое?
Как?! Как она может после все того, что случилось все это чувствовать? После всего того, что Влад сделал!?
Он ведь бросил ее на произвол судьбы там, на том приеме. Он бросил ее и позволил своему врагу увезти ее к себе домой, да еще и когда она была так беззащитна. В момент, когда ее скрутил очередной приступ. И ей самой пришлось выбираться из дома этого дракона Солейко. Кто знает, вдруг он бы не отпустил ее, вдруг он бы из-за ненависти к Владу отыгрался бы на ней?
А Лисовский, как ни в чем не бывало, приехал к ней домой, скомандовал ей быстро собираться, будто она не человек, а собака или просто личное имущество, и вот сейчас, хозяин рассматривает свое имущество более пристально на предмет повреждений?
Получается так?
Стыд и возбуждение резко сошли на нет. Зато волна гневного возмущения, и негодования начала подниматься из глубины ее души да с такой скоростью и силой, что рисковала выплеснуться сейчас, как цунами на Японские острова.
Нет, Маша прекрасно понимала, что не имеет права злиться. Во-первых, Влад такой, какой есть и его ни что не изменит, для него все вокруг всегда были не люди, а лишь средства для получения его выгоды или удовлетворения потребностей. Во-вторых, она вообще для него практически враг. Ведь ее муж нанес ему громадный ущерб, учитывая то, как сладко улыбался Солейко, когда рассказывал, что благодаря Сережкиной информации ему удалось выиграть государственный конкурс.
Все это она прекрасно понимала умом… но сердце… ныло от несправедливости, и обиды…
Он оставил ее там совсем одну, бросил, позволил этому старому подонку увезти ее домой… Подверг опасности… и даже не то, что не извинился, он слова доброго ей не сказал, и как ни в чем не бывало, крутит ее как какую-то вещь в руках, или игрушку, что давал на время поиграться другу, проверяя, не повредил ли он ее случайно?