Машка иногда влюблялась и страдала. Потом, за бесполезностью, остывала. При всем при том оставалась неизменно веселой и позитивной. Сплошное отдавание.
Однажды ее очередная прекрасная подруга выходила замуж. За не менее прекрасного итальянца с какой-то совершенно фантастической, потрясающей воображение фамилией. Уже забыла какой.
Конечно же она пригласила на свадьбу в Италию свою любимую подругу Машку.
Маша улетела и вернулась через три дня совершенно ошалевшая.
Оказывается, на свадьбе она познакомилась с другом жениха по имени Марко. Тот с самого момента знакомства не отходил от Машки ни на минуту. Утром встречал, брал за руку и отпускал только вечером и то крайне неохотно. На секс Машка не решилась, хотя призывы к действию были. Не видела в этом большого смысла. О том же, что сексом можно заняться просто для удовольствия, в то время мы не догадывались. Секс отдельно от отношений казался нам чем-то постыдным, и мы боялись ненароком оказаться шлюхами.
А что мы должны были думать, если еще в наши студенческие годы девушки, делающие парням минет, по каким-то странным и непонятным причинам нарекались вафлершами и подвергались всеобщему брезгливому презрению. Слова «минет» мы, впрочем, и не знали, это называлось как-то значительно проще. Не могу вспомнить.
Про куннилингус я и не заикаюсь. Не было такого явления. Дикари.
Через три дня Марко проводил Машу в аэропорт и заручился ее обещанием вернуться через месяц. Надо понимать при этом, что он не знал ни слова по-русски, а Машка за три дня успела выучить от силы десяток итальянских. Однако, как выяснилось, это не может являться помехой при горячем мужском желании достигнуть намеченного.
Не успела Машка доехать из аэропорта до своей тесной квартирки в самом пролетарском районе нашего города и прошмыгнуть мимо любопытствующих родителей в заваленную шмотками и косметикой уютную девичью комнатенку, как раздался звонок телефона. Домашнего, естественно. Мобильных тогда почти не было.
– Алло? – сняла трубку Маша.
– Чао, Маша, – сказал Марко. Что в переводе видимо означает «Хеллоу, крошка».
– Чао, Марко, – ответила Маша вежливо.
Дальше разговаривать не представлялось возможным. Словарный запас отсутствовал, а жестикуляция по телефону не помогает совершенно. Они немного помолчали.
– Чао, Маша, – сказал Марко. Что в переводе, видимо, означает «Гудбай, крошка».
– Чао, Марко, – вежливо ответила Маша.
На следующий день ситуация повторилась. И еще через день.
Марко настойчиво продолжал звонить каждый день, иногда не по одному разу. Иногда они дружно молчали в трубку, иногда оживленно разговаривали, каждый на своем родном языке. Зачастую их невнятные разговоры по параллельному телефону подслушивала Машкина мама. Маша об этом явлении догадывалась по тонкому диньканью в трубке, но не боролась. Незачем. Ей и самой-то ничего не было понятно, что уж тут говорить о престарелой советской маме.
Через несколько дней позвонила замужняя итальянская подруга и сообщила, что Марко превратил Машкины фотографии в огромные постеры и повесил по одному в каждой комнате.
– Скупердяй! – сказала я Маше, выслушав эту душераздирающую историю. – Мог бы и на каждую стену повесить.
Видимо, мне было завидно. Мой брак тогда уже на ладан дышал.
Машка в ответ вздохнула и пошла учить итальянский язык к молодому блондинистому юноше, с мерзко торчащими из подбородка восьмью с половиной волосинами. Я лично нашла его через газету. Зачем-то я увязалась с ней и, посетив пять уроков, плавно отвалилась. За бессмысленностью занятия и неприязнью к волосинам. Тем не менее пара десятков вежливых итальянских слов для чего-то засела в моей памяти на всю оставшуюся жизнь. С тех пор я все жду случая их применить.
Маша терпеливо посетила примерно двадцать занятий и улетела в Италию, получив трехмесячную визу. Накануне отлета она попыталась передумать, но мы с подругой ее упаднические настроения пресекли на корню. В самой категоричной форме.
– Да поймите, – паниковала Машка, – я же его совсем не знаю! Что это такое происходит? Мне же с ним спать придется! А вдруг он ненормальный, например? И вообще, я его не люблю, как я сексом-то заниматься буду?
– Спокойно, Маша – успокаивали мы ее. – Полюбишь, не сахарная.
– Ааа, не поеду!
– Поедешь. Пристегнем наручниками и отцепим только в аэропорту.
– Вы от меня избавиться хотите, негодяйки!
– Мы тебя замуж выдать хотим, дура пьяная.
Проводы подруги закончились непосредственно в аэропорту. Когда мы сдавали ее таможенникам с просьбой проследить за девочкой, она коротко всплакнула. Жирный таможенник растрогался и пошел провожать ее до выхода на летное поле.
Маша вернулась через три месяца, счастливая и влюбленная до помутнения в мозгу.
– Марко – чудо! – заявила она коротко, сделала новую визу и укатила обратно, на этот раз навсегда.
А мы остались в Перми с разинутыми ртами.
Через три года она приехала ко мне, но уже в Москву. Мой брак после долгих лет агонии наконец-то мирно скончался. Машка же, напротив, прилетела не одна, а вместе со своей увеличившейся семьей.
Было это, впрочем, довольно давно.
Марко оказался высоким, вполне симпатичным и отчетливо влюбленным в нашу Машку. Впрочем, Маша, судя по глупому взгляду, тоже находилась в не лучшем состоянии разума. Их маленькая дочь поражала воображение своей милейшей мордашкой, бойкой итальянской речью, живостью и смышленостью. Невообразимо!
Впрочем, Машка изменилась. Стала и сексуальной, и привлекательной, и вообще хорошенькой. Что делает с нами, женщинами, восхищение мужчин, уму непостижимо!
Вот к этому милому семейству в гости я и ехала. Первый раз. Наконец! Моему нетерпению воистину не было предела. Я даже спать толком не могла. Уже воображала наши тусовки, походы с Машкой по магазинам, катание в горах, бесконечную глупую болтовню обо всем на свете. Мне было чем поделиться с подругой, я дико соскучилась, и, кроме того, в Москве мне на тупую болтовню почти не остается времени и сил. Все какие-то высокоинтеллектуальные философские беседы.
Даже выматериться в простоте не могу, непременно осознанно и с определенной целью. Люблю я, конечно, свою работу, но отдыхать от нее необходимо как минимум раз в три месяца.
Ничего, еще чуть-чуть – и я окажусь в солнечной, любимой мною еще со времен трансляции по советскому телевизору «Рубин» фестиваля в Сан-Ремо Италии. Ах!
Бывший
Однако день, начавшийся с пролитого меда, не мог продолжиться благополучно конечно же. Москва сопротивлялась, отчего-то не желая выпускать меня из своих цепких когтей. Для начала она наслала на меня дикого дворника, которому не понравилось, как я поставила машину. Дикий дворник орал и брызгал слюнями, сволочь. Пришлось даже отодвинуться подальше, чтобы не промокнуть. Жаль, что я не Буковски – я бы сейчас столько дерьма написала, вы не представляете! Однако кесарю – кесарево, Буковскому – буковское, мне же положено оставаться хорошей и добропорядочной девочкой, умной, вежливой и принимающей.
Ладно. И эта рана заживет. В конце концов, ничто не мешает мне впоследствии написать все, что я хочу в отдельном файле и поместить в папку «мой сейф». А открывается он только по отпечатку моего пальца. Не скажу какого.
При выезде со двора я выяснила, что колесо у моего коника спущено.
Я ненавижу спущенные колеса! С ними же что-то делать нужно, а я в этой жизни только языком трепать умею. Правда, весьма высокотехнологично, но на спущенные колеса это, как правило, никакого эффекта не оказывает. К сожалению.