Выбрать главу

— Что вы имеете в виду? — стараясь держать голос, спрашивает Королева.

— Не могли бы мы переговорить наедине, Ваша милость. Я уверен: ваш брат устал после долгой дороги и ему не помешало бы выспаться.

Джейме все еще стоит молча, изучает сначала Серсею, потом ее покои. Взгляд ясно-зеленых глаз такой безучастный, что у Королевы сжимается сердце при одном взгляде на брата.

— Конечно, — кивает, — скажите служанкам за дверью, чтобы они проводили сира Джейме в покои лорда-командующего и предоставили все, что ему потребуется, — произносит женщина и немного приходит в себя, когда старик уводит Джейме из ее покоев и они оба исчезают за дверью на несколько минут.

Серсея берет оставленный ранее пустой кубок из-под вина и подходит к столу, где стоит еще полный графин сладкого дорнийского. Она наливает себе немного и делает пару быстрых глотков, потому что чувствует, что иначе не справится. Он видит ее впервые. Что это значит? Что проклятые Старки делали с ним, пока он был у них в плену? Кто этот старик и на чьей он стороне? Почему она вдруг чувствует себя такой одинокой и словно разбитой, разорванной пополам? Ведь Джейме жив и он, как минимум рядом.

«Вот только это больше не Джейме»,— алой кометой пролетает мысль в сознании, и Королева даже замирает на секунду от внезапного озарения. Не Джейме? Нет, не так. Не ее Джейме. Не тот мужчина, с которым она росла в дождливом Кастерли Роке. Не тот мужчина, которого она любила всем сердцем и который так же сильно любил ее. Нет. Но кто же он тогда? Кто он? Кто?

Дверь снова отворяется, и возвращается старик, который, замечает Серсея, двигается слишком легко для своего возраста. Он все так же учтиво обращается к ней «Ваша милость» и, дождавшись кивка, подходит ближе к Королеве, замирает у ее стола. Женщина в задумчивости опускается на один из стульев и небрежным движением руки разрешает незнакомцу тоже сесть и начать говорить.

— Как вам известно, ваш брат очень долгое время был в плену у Старков, а я оказался рядом слишком поздно, чтобы успеть помочь ему…

— Как ваше имя? — перебивает Серсея, неспешно переводя взгляд на старика, она не уверена, имеет ли он какой-либо титул, поэтому решает не обременять свой вопрос официальными обращениями.

— Меня зовут Квиберн, Ваша милость.

— И на чьей же вы стороне? — спрашивает Королева и отпивает из кубка.

Серсея не знает, почему задает именно эти вопросы. Если быть совсем откровенными, ей нет дела, как его зовут, и под чьим знаменем он пришел в Королевскую Гавань — ей плевать. Сейчас важен лишь Джейме. Но как же все-таки страшно узнать, что с ним произошло. Страшно услышать, что он, может быть, никогда не станет прежним; что он теперь всегда будет смотреть на нее такими пустыми глазами, в которых нет ни капли былой любви и обожания. О нет. Она такого не вынесет, поэтому оттягивает этот момент, оттягивает как можно дольше.

— Я на стороне науки, Ваша милость.

— Но у вас нет мейстерской цепи.

— Потому что я не мейстер, Ваша милость, — говорит Квиберн и замолкает, ожидая следующего вопроса, но его не следует, поэтому он продолжает. — Не могу с уверенностью сказать, что случилось с сиром Джейме, ведь, как я уже упоминал, я оказался рядом довольно поздно, чтобы как-то это предотвратить и помочь ему. Но, полагаю, это произошло в результате какой-то травмы…

Старик говорит что-то еще, какие-то нудные объяснения, научные предположения, но Серсея почти не слушает, длинные тонкие пальцы сжимают кубок до побелевших костяшек, а взгляд бездумно утыкается куда-то в стену. Мысли Королевы сейчас витают где-то в другой части замка, где устраивается ее брат. Проклятые Старки! Как жаль, что Король Севера со всей его свитой уже мертв, Серсея с огромным удовольствием посмотрела бы, как этим недомеркам с севера отрубает голову королевский палач — точно так же, как недавно Нэду Старку. Но перед этим они бы страдали. О, Королева бы лично проследила за этим. Перед смертью каждый из них бы получил по заслугам и ответил за каждую секунду, проведенную Джейме в плену.

—… в общем, с прискорбием сообщаю вам, что ваш брат ничего не помнит, — заканчивает Квиберн.

Кажется, слова эхом разносятся по покоям Серсеи. Или это звучит лишь в ее голове? В груди что-то резко обрывается, и несколько секунд Серсея не чувствует вообще ничего. Оглушающая пустота расползается от сердца и заполняет собой каждую клеточку ее тела. Ничего не помнит. Ничего.

— Совсем ничего? — женщина даже не замечает, что вполголоса озвучивает последнюю мысль.

— Совсем ничего, Ваша милость. Он знает о себе лишь то, что ему успели рассказать я и леди Бриена. Он знает, что он из богатой древней семьи Ланнистеров, что у него есть сестра-близнец и младший брат-карлик. Еще ему известно, что он рыцарь и член Королевской гвардии. Но он знает все это лишь с чужих слов, в его голове нет ни одного воспоминая обо всем этом. Только чистый лист.

Пальцы уже сводит от боли, кажется, еще немного и кубок в ее руке разлетится на сотни осколков. Она пытается сфокусировать отсутствующий взгляд на старике, но выходит плохо, поэтому она поднимается и отходит к окну, из которого совсем недавно любовалась, как золото заката покрывает мир и причудливо играет с волнами Черноводной. Сейчас она не замечает ни грамма прежней красоты — все стало серым и каким-то до боли неправильным, и совсем не потому, что на Королевскую Гавань спустились густые сумерки.

— Но он вспомнит? — неожиданная мысль трепещет и бьется внутри, как птица в клетке.

— Я не знаю, Ваша милость, — незамедлительно отвечает Квиберн, словно ждал этого вопроса. — Никто не сможет с уверенностью ответить вам. Все зависит только от него. Но я полагаю, что его памяти можно помочь. Постарайтесь рассказать ему как можно больше подробностей его жизни. Пусть он занимается привычными ранее делами, пусть осваивается в замке, общается с людьми, с которыми общался раньше — все это может помочь. Он может вспомнить, но ничего конкретного я обещать не в силах, Ваша милость. А теперь, если позволите, — старик кланяется, намереваясь покинуть покои Королевы.

Серсея кивает, чуть повернув голову в его сторону. Уже у дверей Квиберна догоняет последний вопрос Королевы:

— А его рука?

— Я не знаю, как и зачем ее отрубили, но она в порядке — я позаботился об этом, Ваша милость, — он снова кланяется и выходит.

Серсея остается одна в своих покоях, и ей кажется, что уличная темнота пожирает ее. Становится невыносимо. Невыносимо от одной мысли о Джейме. Она так ждала его возвращения и что же получила? Незнакомца, который понятия не имеет, кто она такая и какие отношения их связывали. Нет, ему, конечно, сообщили, что Королева его сестра-близнец — и на этом все. Он не сможет быть с ней по-настоящему. Как раньше. Они всю жизнь были двумя частичками единого целого — а что теперь? Что осталось от них теперь? Что останется от них, если он ничего не вспомнит? Сможет ли она заставлять себя изо дня в день смотреть в такие родные зеленые и не видеть в них н и ч е г о?

Серсея не хочет об этом думать. Не сейчас. И желательно вообще никогда. Но мыслей слишком много. Они мечутся, меняются, не дают сосредоточиться, не дают даже нормально дышать. Все не так. Неверно. Ненормально. Неправильно. Седьмое пекло, как же неправильно.

Серсея чувствует, как одинокая слеза стекает по бледной щеке.

Джейме не помнит ее. Джейме больше не помнит ее… Джейме… Джейме больше не любит ее?..

Комментарий к Глава первая: Шум моря.

можете тапком кинуть.

чем больше отзывов, тем быстрее выйдет прода - фэктс

Бечено)

========== Глава вторая: Шелест листьев и удары деревянных мечей. ==========

Не по-осеннему яркое и теплое солнце приятно греет бледную кожу и лучисто поблескивает золотом, играя в длинных идеально расчесанных прядях. Легкий ветер, несущий с собой влажность и соленый запах моря, путается в еще зеленых листьях деревьев и кустов, обдавая своим ласковым прикосновением цветущие бутоны и наливающиеся жизнью плоды. Редкие облака жгут глаза кристальной белизной на фоне мягкого нежно-голубого неба. Придворные дамы неспешно прогуливаются по сочащемуся солнечным светом саду, наслаждаясь, возможно, последними теплыми деньками перед грядущей зимой; слуги то и дело снуют туда-сюда, не обращая внимания на окружающую их красоту, увлеченные лишь данной им работой.