Я никогда не (ЛП)

Она громко вздыхает. — Можно попробовать?

Это привлекает мое внимание. Я смотрю на нее, ее брови поднимаются. Ее руки раскрыты и чего-то ждут.

— Попробовать что?

Она указывает на сигарету, свисающую у меня изо рта. — Это.

— Что? — Я спрашиваю. — Ты хоть знаешь, как это называется? — Я шучу.

— Можно ли мне покурить? — она спрашивает.

Я поднимаю бровь, глядя на нее. — Думаю, ты уже достаточно волновало сегодня вечером, ангел.

Она немного хмурится, но затем качает головой. — Пожалуйста?

Господи, я не могу отказать ей. Она похожа на маленького щенка. Я вынимаю сигарету изо рта и протягиваю ей. Она берет его между большим и указательным пальцами. Я смеюсь. — Ты когда-нибудь делала это раньше? — Я знаю ответ. Конечно, нет.

— Нет, — признается она. — Ты научишь меня?

Я ухмыляюсь. — Вот для чего я здесь.

Я хватаю ее руку в свою, наслаждаясь тем, насколько мы разные, но как хорошо ее рука лежит в моей. Я кладу сигарету между ее указательным и средним пальцами и подношу ее руку к губам. — Открой.

Она открывает рот и стоит так, ожидая меня. Я подношу ее руку ближе к лицу, пока сигарета не оказывается у нее во рту. Она неуверенно закрывает рот, пока ее губы не обхватят его, и теперь я думаю о ее губах, обхватывающих что-то еще.

Христос.

Мне нужно сосредоточиться на поставленной задаче и не увлекаться тем, как я мог научить ее стольким вещам, кроме курения.

— Что теперь? — бормочет она, держа сигарету в губах.

Я ухмыляюсь. — Отстой.

Да, это больше не похоже на то, что я учу ее курить, а определенно больше похоже на то, что я учу ее чему-то совершенно другому.

Она, должно быть, поняла, потому что ее щеки краснеют, когда она краснеет, но она подчиняется. Она сосет, затягиваясь сигаретой, пока не начинает бесконтрольно кашлять.

Я не могу удержаться от смеха. — Хватит, новичок, — говорю я ей, тянусь за сигаретой.

Она отбрасывает мою руку. — Тогда научи меня.

Я снова почти смеюсь. Она хочет учиться. —Хорошо, попробуй еще раз. На этот раз вдохни и задержи дыхание.

Она кивает и подносит сигарету обратно к губам, пытаясь еще раз. Она сосет и вдыхает, некоторое время удерживая дым, прежде чем выдохнуть и закашляться.

— Намного лучше, — говорю я ей. — Ты так хорошо справилась.

Ее глаза загораются от похвалы и сияют, когда она улыбается мне.

— Ты сегодня не в белом, — говорю я ей, забирая у нее сигарету и поднося ее к губам.

Она смеется. — Нет, никакого белого. Я не хотела испачкаться.

Я внутренне стону. При этих словах мой пах заливает жар, и я подавляю искушение ответить чем-то далеко не дружелюбным.

— Итак, Нью-Йорк? — Я говорю вместо этого.

Она вздыхает, и мне сразу становится хреново из-за того, что я заговорил об этом, когда она пыталась забыть это и свою маму.

— Ага. Моя мать пригласила меня на какой-то благотворительный гала-мероприятие и фактически пригрозила, что затащит меня туда, если я не пойду.

— А ты не хотела идти?

Она качает головой. — Нет. Она хотела познакомить меня с сыном своей подруги, владельцем отеля, который хочет найти жену.

Мои глаза расширяются. — Жену? Разве тебе не восемнадцать? — Я предполагаю, что она первокурсница, поскольку я не видел ее до прошлой недели.

— Да, но, по словам моей матери, у меня заканчивается время. «Это мои лучшие годы», — говорит она, используя воздушные кавычки.

— Иисус. — Я не могу себе представить, чтобы женился на ком нибудь в восемнадцать. Черт, я вообще не могу представить себе женитьбу.

— Я просто хочу закончить колледж и жить так, как хочу. Даже если это закончится браком без любви и богатым мужем, который постоянно в командировках.

Я издеваюсь. — Разве не каждый брак лишен любви?

Ее голова поворачивается ко мне. — Ты не веришь в любовь? — она спрашивает.

— Нет, — говорю я ей честно.

— Почему?

— Почему ты веришь? - возражаю я.

Она пожимает плечами. — Потому что любовь прекрасна.

Я поднимаю бровь. — Ты когда-нибудь была влюблена?

— Нет, — признается она.

— Тогда откуда ты знаешь, на что это похоже и реально ли это вообще?

Она скрещивает руки на груди. — Ты когда-нибудь был влюблен? - возражает она.

Я затягиваюсь сигаретой и выдуваю дым в окно. — Очевидно нет. — Я почти смеюсь. — Потому что это не…

— Тогда откуда ты знаешь, что это неправда?

— Потому что я знаю. Любовь ненастоящая, ангел. Ненавижу тебя ломать. Есть влечение, похоть, но любовь — это чушь.

Она качает головой. — Ты такой циничный. Что случилось, что ты не веришь в любовь?

Я пожимаю плечами, отводя от нее взгляд. — На самом деле не хочу об этом говорить.

— Ой, давай. — она говорит: — Это не может быть хуже, чем если бы я пришла к тебе домой и попросила тебя лишить меня девственности.

Я хихикаю, глядя на нее. — Это было не так уж и плохо, — поддразниваю я, наслаждаясь тем, как ее щеки краснеют, когда она заправляет прядь волос за ухо. Я вздыхаю, чувствуя, как сжимаются челюсти. Мне не хочется сейчас об этом говорить, но она права. Она открылась, возможно, ей что-нибудь подарят. — Мои родители, — говорю я ей.

— Они не любят друг друга? — она спрашивает.

Я смеюсь. — О, они любят. По крайней мере, так говорят, но на самом деле это полная катастрофа. Полная ложь.

Она выглядит почти обеспокоенной. Линия между ее бровями умоляет меня разгладить ее большим пальцем, но я не хочу ее трогать. Она уже слишком близка ко мне, и я уверен, что я не ее любимый человек сейчас, после того, как я признался, что не верю в любовь.

— Почему? — она спрашивает.

Я выдыхаю. — Мой отец, — говорю я. — Я не знаю, знает ли моя мама или у них есть какая-то договоренность, но он ей изменяет. Часто.

— Ой.

Я никогда не забуду, как я застал его и его секретаршу в его офисе на работе. Мне было всего тринадцать, и если бы мой отец не бездельничал в тот день, возможно, то, что произошло позже, не произошло бы. Возможно, он бы помог мне, и все бы не закончилось так, как закончилось.

— Да, так подай на меня в суд за то, что я не верю в любовь, когда два человека, на которых я равнялся всю свою жизнь, отвернулись и изменили.

Она поднимает руку и кладет ее на мою. Слегка сжимает его, пока не смотрю на нее. — Мне жаль, что так произошло, — говорит она. — Но ты не можешь использовать один пример чтобы сослаться на все остальные отношения.

Я знаю это, но мои родители не единственные, кто изменяет, и они не последние. Так как же могла бы существовать любовь, если бы люди могли поступать так с теми, кого они утверждают, что любят?

Она шаркает на своем месте, и мой взгляд опускается на ее пятки. Это зрелище вызывает у меня улыбку, заставляя на минуту забыть о родителях.

— Ты хорошо выглядишь на каблуках, — говорю я, видя ее улыбку и румянец, заправляя волосы за ухо. Она наклоняется, снимает каблуки и кладет ноги на приборную панель.

Мне нравится видеть ее комфортной, как будто она может быть кем угодно рядом со мной, и я не буду ее осуждать. Мне нравится узнавать что-то новое о ней, ее причудах и симпатиях, а также во что она верит и во что не верит.