— Ну, большую часть своей жизни меня воспитывали незнакомцы, — говорю я ему. — Горничные нанимала моя мать. Они часто менялись, но почему-то были все одинаковыми. Они следовали правилам моей матери и не переступали черту, даже когда я подкупала их деньгами.
Грейсон смеется, и я ценю, что он слушает мои рассуждения о моей жизни. Даже если ему все равно, он здесь, слушает.
— Моя мама всегда была занята своим загородным клубом и организацией мероприятий, у нее никогда не было времени для меня. Горничные, с которыми я выросла, были достаточно милыми, они, казалось, заботились обо мне, но это могло быть потому, что им платили. — Я пожимаю плечами.
— Моего отца никогда не было рядом, — продолжаю я. — Я видела его только по выходным, а иногда и тогда не видела. Он всегда уезжал из штата по делам. Я даже не знаю, что именно он делает. Я знаю, что это как-то связано с акциями, но кроме этого…
Грейсон смеется, качая головой. — Похоже на жизнь богатой девушки.
— Ага. Я знаю. Первая мировая проблема. — Я чувствую себя немного виноватой, разглагольствуя о своей жизни, когда его жизнь совершенно другая. Насколько я слышала о Грейсоне Картере, он вырос с матерью наркоманкой, а теперь продает наркотики, чтобы поддержать зависимость своей матери.
Он, должно быть, думает, что я настолько тщеславна, что думаю, что мои проблемы заслуживают еще одного размышления, хотя его, должно быть, в десять раз хуже, чем мои.
— Мне никогда не приходилось беспокоиться о том, есть ли еда на столе или крыша над головой. Ты понял, — говорю я ему. — Но я так много пропустила. До Лейлы у меня даже не было первой подруги.
— Это та девушка, с которой ты пришла на вечеринку?
Я помню, как задавалась вопросом, помнит ли он вообще, что видел меня на той студенческой вечеринке, и теперь я знаю. Он помнит.
— Ага. Мы познакомились с ней в средней школе. До тех пор я училась на дому, и она была моей первой подругой. — И я не могла бы желать лучшего. — До этого мне приходилось «связываться» с непослушными девчонками из загородного клуба. Итак, я полагаю, они были моими первыми подругами? Вот только можешь ли ты называть их подругами, если они меня ненавидят? Они даже издевались надо мной.
Я вздохнула. — Я не знаю, почему. Они просто презирали меня. И когда я поступила в колледж, я хотела испытать все, как обычная первокурсница. Дрянные комнаты в общежитии, необходимость носить обувь для душа, соседи по комнате — я хотела всего. Но моя мама подарила мне квартиру за пределами кампуса, так что эта мечта была отнята.
Он смеется, выпуская дым. — Ты мечтала жить в комнате в общежитии? Я не знаю никого, кто этого хочет, — говорит он.
Я смотрю на зелень под нами, сосредотачиваясь на участках травы, покрывающих землю. — Да, — говорю я ему. — И первые пару месяцев учебы в колледже я только и делала, что наверстывала упущенное на работе.
Он выбрасывает сигарету и выпускает дым изо рта, прежде чем повернуться ко мне лицом. — Ты первокурсница. Я уверен, что тебе пришлось проделать не так уж много работы.
— Ты прав, — говорю я. — Но я пришла в колледж, чтобы изучать моду. Вот что я хочу сделать. И всякий раз, когда у меня есть свободное время, я работаю над своими дизайнами. Итак, я училась совмещать занятия и одновременно концентрироваться на своих проектах. До прошлых выходных я даже не ходила на вечеринки.
Его губы поднимаются вверх, одаривая меня улыбкой. — Ты действительно ангел, — говорит он.
— Почему это?
— Ты такая невинная, Рози.
Я отвожу взгляд, чувствуя, как мое лицо горит. — Прекрати говорить это. Это нехорошо.
— Это для меня, — говорит он.
Я поворачиваю голову в его сторону. — Это?
Он кивает. Его глаза не отрываются от моих, пока мы смотрим друг на друга, лежа на боку на тонком одеяле и чувствуя под собой гравийную землю.
— Как? — Я спрашиваю.
Он ухмыляется. — Потому что это заставляет меня хотеть развратить тебя.
К моим щекам приливает жар, я чувствую, как они краснеют, и я смотрю вниз, на пространство между нами.
Его рука поднимается, протягивается и проводит большим пальцем по моей щеке. Я втягиваю воздух, и он улыбается. — Ты так легко краснеешь, — говорит он, смеясь себе под нос.
— Это неловко, — говорю я, чувствуя, как мои щеки становятся жарче от его прикосновений.
Он качает головой. — Мило.
Его взгляд скользнул к моим губам, заставляя меня сделать то же самое. Его губы приоткрыты, он тяжело дышит. Мы оба знаем, что это за пределами границ. Мы не об этом договаривались, но, похоже, он не помнит нашу сделку, а я помню.
Я сглатываю и слегка отступаю от него, увеличивая между нами некоторое расстояние. — Итак, расскажи мне о своей семье, — говорю я.
Он вздыхает и падает на спину, запрокинув голову, глядя на ночное небо над нами. — Честно говоря, особо нечего рассказывать.
Интересно, правдивы ли вообще слухи, которые я слышала о нем? Он не похож на того парня, о котором все говорили, но, думаю, я никогда не узнаю, если не спрошу его. — Это правда?
Он поворачивается ко мне лицом. — Что правда?
— Слухи о том, что ты продаешь наркотики, — говорю я, сглатывая.
Он поворачивается ко мне всем телом. — Что ты думаешь? — он спрашивает. — Ты им веришь?
Я качаю головой. — Я так не думаю. — Я знаю Грейсона Картера гораздо меньше времени, чем некоторые люди, которые рассказывали мне такие вещи о нем, но, проведя с ним сегодняшний день, я не думаю, что это правда.
— Это хорошо знать.
Некоторое время мы молчим, слушая шум ветра, ударяющего о деревья, и звуки сверчков. Но в остальном он молчит. Тихий.
Он встает и идет к своей машине. Он запрыгивает на капот своей машины и садится на нее. Я смотрю на него, а он смотрит на меня. Он ухмыляется и постукивает по капоту рядом с собой. — Присоединяйся ко мне.
Я улыбаюсь, поднимаюсь с земли и иду к нему. Он протягивает руку, и я беру ее, тянет вверх, пока не сажусь рядом с ним на капоте его машины.
Я поднимаю глаза и вижу, что небо абсолютно черное, и лишь горстка звезд заполняет его. — Который сейчас час?
Он смеется. — Хочешь уже сбежать от меня?
— Нет. — Я смеюсь, качая головой. — Просто интересно, как долго мы собираемся здесь оставаться.
Я знаю, что сегодняшнее непослушание моей матери будет иметь последствия, и я хочу быть в квартире, когда она в конце концов придет и отчитает меня за то, что я не поехала в Нью-Йорк, как я ей обещала.
— Ну, — говорит он, — хочешь остаться и встретить со мной восход солнца? — спрашивает он, прежде чем прочистить горло. — Я могу отвезти тебя обратно, если хочешь.
Мне следует вернуться и дождаться звонка матери или прилететь туда. Но сейчас это, похоже, не имеет значения. Все, чего я хочу, это остаться здесь с ним. Я киваю. — Я люблю наблюдать восход солнца, — говорю я ему, вспоминая, как я просыпалась рано и сидела на балконе, чтобы наблюдать восход солнца. — Даже больше, чем закат.
Он улыбается. — Ну, это хорошо, потому что закат уже давно прошел, ангел.
10
Номер 1: Напиться
Розали
Разве плохо, что я улыбаюсь, когда вижу имя Грейсона на экране телефона?