Я никогда не (ЛП)

Мне нравится быть рядом с ней, видеть ее рядом со мной, видеть ее улыбку, то, как она говорит, ее смех, все в ней, но я ее не люблю. Я не мог любить ее, потому что это было нереально. Она мне, конечно, нравится, но ничего более.

— Чувак, просто иди отсюда, — бормочу я, поднося бутылку к губам и делая глоток.

— Я никуда не уйду. Пока ты не расскажешь мне, что происходит. Ты пугаешь меня.

— Не волнуйся, я не такой, как твоя мама-наркоманка. — Я закусываю губу. Что, черт возьми, со мной не так?

Он щурит глаза, качает головой. — Я знаю, что тебе сейчас больно из-за того, что происходит, о чем ты мне не рассказываешь. Но позволь мне напомнить тебе, что мои кулаки все еще работают, плачешь ты или нет.

— Я не плачу.

— Ты это сделаешь, когда я надеру тебе задницу, — угрожает он.

Я смеюсь. — Вперед, продолжай. По крайней мере, тогда ты оставишь меня в покое.

— Я же говорил тебе, что не уйду. Ты мой лучший друг, даже если ведешь себя как придурок.

Я стону. — Блядь. Я просто хочу побыть один. Почему ты этого не понимаешь? — Я хочу, чтобы он ушел, чтобы я мог сгнить в мире, не задавая мне вопросов, на которые я не хочу отвечать. — Почему ты все еще здесь?

— Потому что я люблю тебя, чувак.

— Иисус Христос. — Я смеюсь. Что, черт возьми, со всеми не так?

— Расскажи мне, что происходит и как я могу тебе помочь, — говорит он.

— Ты не можешь. Никто не может мне помочь. — Я чувствую, что у меня в груди огромная дыра, и ничто не может ее заполнить. Бутылка, обжигающая мое горло, не наполняет его, несмотря на каждый глоток, который я делаю.

— Я могу попробовать.

Я пристально смотрю на него. — Сможешь ли ты вернуть моего дядю к жизни?

Он хмурится. — Он умер?

Я сглатываю. — Когда мне было тринадцать.

— У него день рождения или что-то в этом роде?

— Неа. Просто праздную тот факт, что я один, — говорю я, протягивая бутылку и снова поднося ее к губам.

Эйден вздыхает. — Хорошо, тебе пора начать говорить, потому что я понятия не имею, что происходит.

— Он был наркоманом. — Я слышу, как он задерживает дыхание, и не могу удержаться от смеха. Да, он этого не предвидел. — И у него случилась передозировка, когда мне было тринадцать.

— Дерьмо.

— Ага. Стало лучше, — говорю я, глотая еще один глоток. — На этих выходных я навестил своих родителей. Оказывается, он был моим отцом.

Некоторое время он молчит, а затем прочищает горло. — Так ты пьешь, потому что? — он спрашивает.

Я посмотрел на него. — Разве этой причины недостаточно? — Он сказал, что уйдет, но все еще здесь. Я просто хочу, чтобы он ушел.

— Да, но ты ненавидел своего отца, верно? Не похоже, чтобы тебя волновало, что он не твой настоящий отец. Так почему ты расстроен?

Я вздыхаю, закрываю глаза и откидываю голову на диван. Я не собираюсь изливать ему свои гребаные кишки. Мне просто нужно было выпить, никакой реальной причины для этого.

— Хорошая татуировка, — говорит он, указывая на мою руку.

Я смотрю вниз, на полиэтиленовую пленку вокруг моей руки, и тяжело сглатываю.

— Крылья ангела, да?

Я закрываю глаза, ругаясь себе под нос. Это был глупый поступок, но я не мог выбросить ее из головы. Она уже глубоко в моем теле, и с таким же успехом она могла бы прикоснуться к ней. Я не отвечаю. Вместо этого я делаю еще глоток из бутылки.

— Отлично. Ты не хочешь об этом говорить? Я уйду.

— Слава Богу, — бормочу я.

Он выхватывает бутылку из моих рук. — И я беру это с собой, — говорит он, держа его в руках.

Я встаю с дивана. — Ты, черт возьми, не можешь этого сделать. — Честно говоря, кем он себя возомнил? Может, он и крутой парень в университетском городке, но он не может просто так выпить мою чертову выпивку.

— Я могу, если думаю, что ты упьешься до смерти, — говорит он.

Я издеваюсь. — Это не произойдет.

Он качает головой. — Проснись, черт возьми, — говорит он. — Ты уже выпил полбутылки. — Я смотрю на бутылку в его руках и вижу, что она наполовину пуста. Я все это выпил? — Что тебе нужно, так это принять душ и выяснить, почему ты на самом деле сейчас пьешь.

Он уходит, и я стону, снова садясь на диван, на котором спал прошлой ночью. Я залезаю в карман, достаю сигарету и закуриваю ее. Я больше не с Рози, так что могу снова курить, когда захочу.

Подношу его к губам и… не могу. Я не могу курить, потому что каждый раз, поднося сигарету ко рту, я думаю о выражении ее лица, когда я ее поцеловал. Блядь.

Я выбрасываю всю пачку в мусор и иду на кухню. Я открываю шкафы в поисках алкоголя. Мне плевать, что это такое, пока это снимает часть давления с моей груди.

Я ругаюсь, когда ничего не могу найти. Думаю, Эйден справился и избавился от всего. Придурок.

Я поднимаюсь наверх, желая как следует выспаться. Я не спал хорошо уже несколько дней. Я не могу лечь в постель, потому что мои простыни пахнут ею. Я не могу продолжать мучить себя, нюхая остатки ее духов. Тогда я никогда не выкину ее из головы.

Я срываю простыни с кровати и снимаю одежду, шагая в душ. Я намыливаю свое тело, закрываю глаза, вспоминая ее мыльные руки, скользящие по моему телу, ее мыльные сиськи у меня во рту, как дрожали ее ноги, когда я ее съедал. Блядь.

Я открываю глаза и смотрю вниз, туда, где моя рука поглаживает мой член при мысли о ней. Что со мной не так? Не то чтобы она была моей девушкой. Мы трахались дважды, большое дело. Я трахал многих девушек в кампусе гораздо больше. Почему эта девушка так на меня влияет?

Я даже не могу принять душ, не думая о ней. Я не могу заснуть, не вспоминая о ее мягких руках, обхватывающих мое тело, и ее теле, прижимающемся ко мне. Я не могу курить, не видя ее морщинистого от отвращения лица. Я ничего не могу сделать из-за нее.

Я мог бы причинить ей боль.

Но она наебала меня ещё больше.

36

Шаг 5: Принятие

Розали

Я натягиваю простыню на голову, когда слышу, как закрывается входная дверь. Лейла то и дело приходила в мою квартиру с тех пор, как мы с Грейсоном расстались.

Формально мы не расстались, потому что, по его словам, нас никогда не было. Но мы случились. По крайней мере для меня. Он был моим первым поцелуем, моим первым разом, моей первой любовью. Он был моим первым всем. Он показал мне, как он жил, он показал мне свободу, и мне понравилась та версия себя, которая была счастлива с ним.

Я чувствовала, что могу быть с ним самой собой, не чувствуя, что мне нужно кого-то впечатлять. Не было никаких правил, ограничений или ожиданий. Он принял меня такой, какая я есть, и заставил влюбиться в него.

Последняя связь, которая у меня есть с Грейсоном, — это банковское уведомление о возврате денег на мой счет. Он закончил со мной. Он не хочет иметь со мной ничего общего, даже моей помощи. И вот в пятницу я лежу в постели, убитая горем из-за парня, который меня даже не любил.

Не говоря уже о том, что я пропустила занятия всю эту неделю. Я даже не могу встать с кровати и пойти в душ. Я не могу перестать думать о том случае, когда он наполнил ванну и позаботился обо мне, когда я была под кайфом и в бреду. Как он мог ничего не чувствовать ко мне, когда относился ко мне так, как будто я все?