Скучно было, будто мы попали в зрительный зал трехчасового конкурса по восточным танцам в провинции. Поговорить было невозможно из-за тамады: он ни на секунду не отключал микрофон, и колонка исправно орала нам в уши пословицы и поговорки.
Мы дождались второго перерыва и разделились: я поставила Анелю сторожить у входа в туалет на случай, если туда не вовремя зайдет Бота с подружкой невесты, а сама зашла с Бахти в кабинки. В соседних кабинках кто-то был, но этот кто-то не видел нас: пора начинать.
– Который из двоих? – спросила Бахти.
– Тот красивый смуглый парень, за колонной сидит, – ответила я.
– Там два парня, и они оба смуглые.
– В черном пиджаке, на араба похож.
Я нажала на кнопку слива, чтобы женщины у раковин напрягли слух:
– Бота мне об этом сказала, когда они уже расписались.
– И Айдар ничего не знает? – спросила Бахти.
– Слушай, если бы он знал, что его невеста беременна от его друга, а не от него, он бы едва ли на ней женился, как ты думаешь?
Вода набралась в бачки, и тишина в женском туалете стала тише, чем в минуту молчания.
– Она призналась мне на девичнике, – я продолжала, – она так плакала, ужас.
– Потому что этот парень не захотел на ней жениться, а она его любит? – Бахти, войдя в роль, спрашивала с таким неподдельным интересом, будто действительно хотела узнать подробности.
– Не знаю, мне кажется, скорей от страха.
– А ты не расскажешь Айдару?
– Да почему я должна это рассказывать? – возмущенным тоном сказала я. – Чтобы я еще и виноватой осталась?
Я снова нажала на слив, давая женщинам снаружи понять, что мы скоро выйдем – и что лучше бы им поскорее убраться из туалета, потому что подслушивать, даже случайно, – нехорошо. Прошло секунд пятнадцать, в туалет зашла Анеля.
– Девочки, вы долго? – сказала она заготовленную фразу, и мы с Бахти быстро вышли.
– Идеально, – восхищенно прошептала Анеля, когда мы как ни в чем не бывало зашагали по холлу обратно в зал. – Если бы вы только видели их лица.
В зале что-то неуловимо изменилось. Висели все те же кремовые шторы с ламбрекенами, схваченные золотыми шнурами. Официанты бегали с тяжелыми подносами, звучала все та же группа, на экране повторялась лавстори, Айдар ходил с приклеенной улыбкой, Бота с настоящей, но вот сидит тетка Айдара с каменным лицом, вот не самая близкая подруга Боты наблюдает за ней с новым интересом.
Я всегда считала, что портить праздники – это последнее дело, этому нет и не может быть оправдания. И что бы мне ни предъявляла позже Бота, в одном она не могла меня обвинить: свадьбу я ей не испортила.
Я только внесла неизвестность в ее некогда предсказуемое будущее.
Глава 2
Единственным положительным последствием этой свадьбы было отсутствие похмелья поутру. День стоял ясный, о вчерашней мороси напоминал только угвазданный подол, и можно было сделать вот что: можно было пойти на летник Лангедейка вчерашним составом неверящих в счастье новобрачных, если бы только мама не пригласила меня на обед по случаю новостей Гастона.
Я приняла душ, оделась и пошла к маме пешком, параллельно отвечая на массу сообщений – Карим интересовался моим настроением, Бахти с восторгом пересылала мне сообщения, которые ей прислал Ануар, Юн постучался ко мне в друзья, Бота прислала всем гостям рассылку с благодарностью и пятью орфографическими ошибками в десяти словах, Анеля настаивала на планировании следующей встречи вшестером в ближайшую пятницу. Через двадцать минут виновник обеда Гастон уже открыл мне дверь: он просиял, увидев меня, и крепко обнял.
Гастон сегодня прихрамывал. К голубым брюкам и белой рубашке он напялил черные подтяжки. Достаточно было увидеть эти педерастические подтяжки, чтобы понять о Гастоне три основополагающие вещи: он зависит от отца, как рыбки в аквариуме от искусственного вентилирования, все, о чем его ни попросишь, он сделает через жопу, и он смотрит на себя в зеркало во время секса.
Гастон был атлетически сложенным, улыбчивым до тошноты сыном моего отчима, с которым мы росли с пятнадцати лет и который был так похож на придурка из «Красавицы и Чудовища», что каждую встречу я смотрела на него и думала: сейчас он достанет две дюжины сырых яиц и начнет ими жонглировать.
Согласно легенде Гастона, он получил травму вчера на футболе. Он делал вид, что терпит боль и не жалуется, но это молчание, это перекошенное лицо, эти подавляемые вздохи только привлекали к нему больше внимания, на что он, вне всяких сомнений, и надеялся. Я совершенно уверена, что в футбол он играть не умеет и только картинно травмируется в первые пятнадцать минут, чтобы оставшееся время героически подбегать к мячу, с опозданием, конечно, а потом, тяжело дыша, наклоняться вперед, упираясь руками выше колен.