— А как же мебель?
— Мебели у неё не так много. Вернее, осталось не так много. Лихие девяностые не прошли для неё даром…
Усилием воли Лихачёва придала себе самый равнодушный вид, хотя было заметно, что упомянутые времена для неё самой не остались незамеченными, и наверняка ощутимо сказались на её благосостоянии.
— Всё, что Ирина Александровна скопила за долгие годы непосильного труда и хранила на сберкнижке, бесследно исчезло, — взволнованно продолжила Татьяна. — Ради того, чтобы выжить и не умереть с голоду, мебель, а также многие хорошие вещи, пришлось продать. Так что теперь в её комнате можно кататься на этой инвалидной коляске хоть вдоль, хоть поперёк…
— Понятно. Всё самое лучшее и дорогостоящее из того, что она имела, ушло за бесценок, — подытожил я с напускной грустью.
— Деньги были очень нужны… — с глубоким вздохом произнесла Лихачёва.
— А кому они не нужны? — понимающе констатировал я.
— К сожалению, ты прав, — поникшим голосом произнесла Татьяна. — Как говорится, «не в деньгах счастье»… Но и без них уж больно муторно на душе…
Её непроизвольная улыбка сменилась выражением озабоченности. Она посмотрела на меня вопросительным взглядом.
— Насчёт Ирины Александровны мы уже определились, — вновь предугадав ход её мыслей, подытожил я. — Без особой необходимости не будем беспокоить старого больного человека…
Лихачёва понимающе кивнула головой и подошла к противоположной двери.
— Вот здесь, в семнадцатиметровой комнатушке, живём мы с Леночкой, — испытывая чувство неловкости, пояснила она.
Татьяна поправила узкую бретельку ажурного платья связанного из светло-голубой пряжи, спадающую с оголённого плеча. По её лицу скользнула смущённая улыбка. Я не мог не догадаться, что она стеснялась бытовой неустроенности.
— Твоя повзрослевшая дочь скоро получит диплом о высшем образовании, начнёт хорошо зарабатывать и всё образуется, — пытаясь хоть как-то её подбодрить, пообещал я.
— По-моему, мы с ней никогда не выберемся из нищеты и постоянно будем сидеть в долговой яме. Я делаю всё, что в моих силах, но по-прежнему не верю в светлое будущее. Мне почему-то кажется, что впереди нас ждёт лишь одна неустроенность и непроглядная кромешная мгла…
— Ну, зачем же так мрачно? — нахмурившись, возмутился я. — Всегда нужно надеяться на что-то лучшее…
— Только это и остаётся, — огорчённо ответила Лихачёва.
Мне захотелось как можно скорее сменить тему неприятного разговора, тем более что ничем существенным я помочь не мог, а разводить пустую ничего не значащую демагогию не было смысла.
— Нетрудно предположить, что в комнате, которая расположена рядом с твоей, проживает Инна Алексеевна, — уверенно произнёс я.
— Инна Алексеевна Безымянная, — уточнила Татьяна. — Интеллигентная женщина. По-своему очень несчастная…
Она выдержала непродолжительную паузу, но, не дождавшись от меня наводящих вопросов, с сочувствием прошептала:
— Незамужняя. Похаживал одно время кавалер, но что-то у них не сложилось…
— Позови, пожалуйста! — коротко попросил я. — Её присутствие будет необходимо…
Лихачёва незамедлительно постучала в дверь.
— Инна Алексеевна! Можно вас на минуточку? У нас товарищ из уголовного розыска! Насчёт Ивана Никанорыча… — воскликнула она, не в силах сдержать всплеск бурных эмоций.
— Иду, Танечка, иду… — послышался бойкий голос пожилой женщины.
Глава 5
Инна Алексеевна вышла в цветастом кимоно. На шее красовался шарфик из такого же материала. Ресницы и брови подведены чёрной тушью, в тон коротко остриженных волос. На их фоне глаза орехового цвета, имеющие золотистый оттенок, казались выразительными и броскими, но тем самым отвлекали внимание от приплюснутого утиного носика.
— Насколько смею судить, мужчин в вашей квартире нет? — произнёс я, прилагая усилия, чтобы мой голос не прозвучал слишком мягко.
Я уже всерьёз начал тешить надежду собственной выгоды при обмене их просторной коммунальной квартиры на менее равноценную. Если с представителями сильной половины человечества в этом вопросе могли возникнуть проблемы, то обмануть доверчивых женщин для меня не составило бы особого труда.
— Иван Никанорыч был единственным мужчиной в нашем обществе, — вступила в разговор Инна Алексеевна. — Будь у него не столь скверный характер, он бы у нас как сыр в масле катался.
Это было высказано с таким серьёзным видом, и с такой вызывающей откровенностью, что я не мог усомниться в искренности её слов.