Генерал не торопился. Он знал, что победит. На его стороне были опыт и мастерство. В бою ему не было равных, ведь за всю жизнь он не проиграл ни одной дуэли. Его противник — тоже превосходный воин, но никто не сможет одолеть несокрушимого Торстена, которого недаром прозвали «мясником». Он сам разработал свой боевой стиль. Движения его меча со стороны казались дикими и беспорядочными, на деле же были четкими и выверенными. Они экономили Торстену силы и в то же время изматывали врага, заставляя его подстраиваться под заданный темп.
Курт отчаянно сопротивлялся, но силы покидали его. Все тяжелее поднимал он свой меч, все медленнее парировал удары. Смерть уже схватила его за горло и медленно сжимала хватку, как удав душит кролика. Кролик еще жив, еще дышит, но с каждым выдохом чешуйчатые кольца все сильнее стискивают его грудь, и с каждым вдохом все меньше живительного воздуха поступает в его легкие.
В отчаянной попытке переломить ход боя, Курт сделал быстрый выпад. Торстен с легкостью просчитал маневр, отбил его клинок, заломил ему руку и вырвал из нее меч. Используя инерцию движения, он швырнул соперника на землю. Зрители невольно ахнули. Эвелина в ужасе зажмурилась и закрыла лицо руками. Генерал широко размахнулся и резко опустил двуручник, но Курт успел откатиться в сторону, и сталь с оглушительным лязгом врезалась в камень, высекая из него пучки сверкающих брызг. Торстен яростно взревел и принялся наносить беспорядочные удары, каждый из которых мог легко перерубить человека пополам. Курту лишь каким-то чудом удавалось от них уворачиваться, но силы его были на исходе.
Генерал резко взмахнул двуручником. Курт кувыркнулся ему за спину. Вдруг он увидел на земле свой меч, схватил его, одним прыжком вскочил на ноги и со всего размаху вогнал острие в спину врага. Клинок пробил клепаную кожу кирасы, вошел в плоть, как нож в масло, и вышел с другой стороны, вскрывая доспех, как консервную банку. Торстен замер, скорее от неожиданности, чем от боли, и с недоумением посмотрел на торчащее из груди лезвие. Его меч со звоном упал на землю. Генерал схватился за клинок и попытался вырвать его из себя, но тут же пошатнулся и повалился на бок. Из-под него потекла струйка крови, причудливо извиваясь между булыжниками пыльной мостовой.
Курт, тяжело дыша, схватился за рукоять, уперся в тело ногой и вытащил из него меч. Над площадью повисла мертвая тишина. Несколько секунд все стояли в оцепенении, и лишь пронзительные крики чаек нарушали гробовое молчание.
Один из солдат Торстена швырнул свое ружье на землю. Остальные переглянулись и дружно последовали его примеру.
***
Благодаря своевременному вмешательству Курта переворот удалось предотвратить. Генерал Торстен был убит, а мятежные лейтенанты — заключены под стражу. Правители других городов получили своевременное известие и сумели подавить бунт в самом зародыше. Новым генералом была единогласно избрана Зиглинда.
В честь победы над заговорщиками Константин закатил буйную пирушку. Гуляли в таверне Монетной Стражи. Помещение не смогло бы вместить всех желающих, поэтому на улице соорудили импровизированные столы и лавки, накрыв бочки и ящики широкими досками. Пиво лилось рекой, свиней зажаривали целыми тушами, а музыканты рвали струны и ломали инструменты, непрерывно играя бравурные мелодии.
В благодарность за своевременное предупреждение союзники прислали к празднику гостинцы. Сотня головок ароматного телемского сыра громоздилась на столах, а в бокалах плескалось отборное вино из подвалов предстоятельницы Корнелии. Хикмет прислал изысканные сладости и редкие приправы, которые придавали божественный вкус самому заурядному блюду. Звон посуды, стук бокалов, взрывы хохота, оживленный гомон и громкая музыка были слышны уже на дальних подступах к казарменной площади. Любой прохожий мог присоединиться к веселью, и вскоре уже вся Новая Серена праздновала победу, объедаясь, напиваясь, кружась в танцах и обнимаясь по кустам.
Курт сидел за дальним столом таверны мрачнее тучи. На этом празднике его чествовали как героя, рассыпались перед ним в благодарностях, славили его мужество и решимость. А ему было… стыдно.
Он должен был заранее предвидеть мятеж, а не зарывать голову в песок. Зиглинда давно предупреждала, что амбиции генерала до добра не доведут, что Торстен что-то замышляет, а он лишь отмахивался от боевой подруги, поглощенный своими переживаниями. Письма, найденные в призрачном лагере, явственно намекали на плетущийся заговор, а он их проигнорировал. Он должен быть носом рыть землю, докопаться до истины, предупредить наместника, а не подвергать своих друзей смертельному риску. Это еще хорошо, что генерал по какой-то извращенной прихоти приказал убить Константина именно ему, а не кому-то другому, иначе у его товарищей не было бы ни единого шанса на спасение.
Ему было стыдно за то, что он собирался встать на сторону генерала. Да, он ненавидел бы себя за предательство, но приказ есть приказ! В конце концов, он ведь тоже прошел через элитный лагерь, где в него вбивали инстинкт слепого повиновения. Он просто бы исполнил команду так, как его учили — не думая, не рассуждая, не взвешивая. Он предал бы своих бывших учеников, своих друзей и даже Зиглинду, которая когда-то спасла ему жизнь!
Курту казалось, что он обманул всех этих людей, которые считают его спасителем. Если бы они только знали, на каком волоске висело его решение! Что ему стоило выполнить приказ Торстена? Даже не пришлось бы самому марать руки! Отдал бы распоряжение солдатам, и те сами расправились бы с Константином! Даже не пришлось бы убивать Сиору, Альфру и остальных — они не интересовали генерала, и поэтому могли бы уйти куда угодно. И, конечно же, ему бы досталась Эвелина. Разве не об этом он мечтал все эти месяцы?
Нет. Он мечтал не об этом. Если бы Курт выполнил приказ, то она стала бы его… рабыней? Наложницей? Он мог бы делать с ней все, что захотел. Но он не хотел. Не хотел вот так, насильно. Что толку владеть ее телом, если она ненавидела бы его? Он хорошо знал, что такое насилие, и при одной только мысли об этом, к горлу подкатывала тошнота. Нет, только не так! Пусть уж лучше она достанется этому принцу, чем станет игрушкой в руках предателя!..
«В моих руках…»
Одна лишь мысль о том, как он будет дальше смотреть ей в глаза, заставила его ослушаться генерала. Эти люди считают его человеком чести, преданным своему долгу, но он всего лишь действовал из своих низменных побуждений. Конечно, он был рад, что все так обернулось, что его друзья живы, что ему не пришлось убивать Константина. Но что, если бы Торстен победил в дуэли? Или если бы вообще не согласился на нее? Что, если бы его солдаты не сложили оружие? В этом случае, товарищи Курта были бы мертвы, а что сотворили бы с Эвелиной, страшно себе представить. Хоть риск в итоге и оправдался, но имел ли он право так рисковать?
Его размышления прервал Васко, подошедший к столу в компании двух разбитных девиц.
— Эй, приятель, что за кислая рожа? Мы же не на похоронах! — навт с размаха шлепнул кружкой о стол, плеснув пеной на сосновые доски.
Курт поднял глаза. Капитан уже явно захмелел и слегка пошатывался. Девки, одетые в яркие платья с фривольными декольте, держали его под руки с обеих сторон, глупо хихикая и строя глазки.
— Милые дамы, позвольте представить вам капитана Курта — нашего спасителя, доблестного героя, отважного рыцаря, и так далее, и тому подобное, благодаря которому мы все остались живы, здоровы, и можем наслаждаться сим замечательным пиршеством! — торжественно произнес Васко.
Прелестницы восторженно завизжали и кинулись обнимать и целовать Курта.
— Только не надо преувеличивать! — пробурчал тот, пытаясь от них увернуться.