Я нервно сглотнула:
— На рынке сейчас непростая ситуация. Есть потенциальные клиенты, но они еще не приняли решение. Я чувствую, что все наладится, но нужно время.
Шарль выслушал и задумчиво покивал.
— У вас есть десять дней, чтобы добиться результатов, — как можно мягче сказал он. — Я бы очень хотел дать больше времени, но, к сожалению, это невозможно.
Земля уходила у меня из-под ног, рушилась вся моя жизнь. Я не знала, что сказать. Шарль и сам выглядел расстроенным, но мне было от этого не легче.
— Я стараюсь изо всех сил.
— Верю.
Я почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Нет-нет, плакать нельзя!
— Мне кажется, — добавил он, — вы беретесь за дело не с той стороны. Возможно, стоит сконцентрироваться на главном. Смотрите, сегодня вы провели почти весь день со страховыми агентами. А ведь у нас есть более срочные дела!
Его упрек показался мне не вполне справедливым. Управлять чем-то — это еще и думать о будущем. Я промолчала.
— Если честно… Мне кажется, для этой должности нужен человек с другим характером.
Лучше бы он ударил меня кинжалом.
Я была уязвлена до глубины души.
Это худшее, что я могла услышать в свой адрес. Можно изменить поведение, внешность, манеру говорить, подход к работе… Но не характер.
В кабинете повисло напряженное молчание. Наконец Шарль снова заговорил:
— Послушайте, у вас есть десять дней, чтобы меня переубедить. Возьмите себя в руки, делайте то, что считаете нужным, и главное — добейтесь каких-нибудь результатов. Я искренне желаю вам удачи.
3
В тот день я ушла с работы раньше обычного в отвратительном настроении.
Быстрым шагом я шла по набережной Селестинцев.
Что я могла успеть за десять дней? За жалкие десять дней? Не просто показать себя, но еще и получить результаты… Должно было случиться чудо, мне нужно было стать другим человеком, измениться до неузнаваемости. Но ведь это не я выбрала себе такой характер. И не я виновата в бесконечных страхах, сомнениях и переживаниях, которые подкарауливали меня на каждом шагу. Я не специально придумывала себе сложности. И кстати, я очень завидовала тем, кто просто брал и делал, не заморачиваясь из-за любой ерунды.
— Осторожно!
Какой-то мужчина схватил меня за руку, когда я уже собиралась перейти улицу Гренет перед несущимся на полной скорости «рено-дофином».
— Спасибо. Спасибо большое.
Я перешла-таки улицу и пошла по набережной Сент-Антуан.
Мне хотелось всех обвинить в своих неприятностях, всех подряд: родителей и неудачные гены, которыми они меня наградили, Бога, или случай, или что там еще влияет на нас, своего начальника и его гнилой корабль, слишком требовательных или нерешительных клиентов, доставшуюся мне команду разгильдяев и особенно Катель, явно приложившую руку к сегодняшнему ультиматуму… Они все, все, все виноваты в этой чудовищной несправедливости! Я чувствовала себя так, словно мир отвернулся от меня.
Я шла все быстрее и быстрее. Наверное, мне нужно было выпустить пар и сбросить накопившееся напряжение. То и дело я замечала расслабленных мужчин в деловых костюмах — они наверняка отлично поработали и теперь с чистой совестью возвращались домой. Веселые, омерзительно беззаботные парочки отправлялись в центр города ужинать.
Мне же хотелось только одного — добраться до дома и закрыться в спальне. Никого не видеть. Даже Натана, когда поздно вечером он вернется с работы.
Десять дней…
Через десять дней выпавший шанс превратится в тыкву, как карета из сказки про Золушку. Я ужасно злилась на себя. Как можно было упустить такую возможность?
Я все испортила.
У подножия холма я миновала торговцев картошкой фри, жаривших ее прямо тут, в чанах с кипящим маслом, и, вместо того чтобы воспользоваться фуникулером, стала взбираться вверх пешком, обходя мальчишек на роликах и стараясь не оглохнуть от их криков. Домой я вошла, с трудом переводя дух.
Я упала на кровать прямо в одежде и наконец позволила себе разрыдаться. Плакала я долго и сама не заметила, как уснула.
Меня разбудили слепящие лучи закатного солнца. Я нехотя разлепила глаза. Будильник показывал десять минут девятого.
Больше всего мне хотелось задернуть шторы и снова уснуть, но я не могла. У моей подруги Жанны в тот вечер открывалась фотовыставка. Я обещала прийти.
Никакого желания выходить из дома.
Вообще никакого.
Однако час спустя я оказалась в галерее, устроенной в бывшем винном погребе с обшарпанным полом и кирпичными стенами. Мне не хотелось расстраивать подругу, поэтому пришлось взять себя в руки. Но все мысли были только о работе. Я пробегала глазами висящие на стенах и освещаемые оранжевыми металлическими прожекторами черно-белые фотографии, но даже не видела, что на них изображено. Я чувствовала себя потерянной среди толпы гостей, с нелепым бокалом шампанского, который сунули мне в руку при входе.