Когда фильм закончился, было уже темно. Меня он откровенно расстроил, а Кольку явно заинтересовал.
- Эх, мне бы такой пулемет, я бы всем оборотням мозги в потолок вправил бы, - и Колька показал, каким образом он собирается осуществить задуманное. Я молчал.
Я не стал разочаровывать его тем, что оборотня не берут пули. Тем, что он совсем не так страшен и вовсе уж не похож на то чудовище, которое изобразили чертовы западные сказочники. Тем, что оборотни совсем не такие. Я потерял его в тот момент навсегда. Да что там говорить, посмотрев такой фильм, не только Колька, а все без исключения увидели бы во мне толстого, уродливого, беспощадного монстра.
Откуда ему знать, что оборотень контролирует себя всегда, что может превращаться в волка не только в полнолуние, что убивал я не в порыве проявления потусторонних сил, а при самозащите. Но доказывать это бесполезно как Коляну, так и любому другому. Я уже не принадлежал человеческому обществу. И был только один путь - не дожидаясь, пока меня раскроют, уйти прочь, покинуть их всех и жить своей особой жизнью. Только так!
- Ты чего приехал, сынок? - перебила мои мысли мать, подбавляя мне в тарелку дополнительную порцию картошки.
- Все, отучился, - заявил я. - теперь посылают на отработку, в Сибирь куда-то, на завод.
- Да как же можно? - удивилась мать. - Вы же еще сосунки. У тебя вот даже паспорта нет.
- Там выдадут, - объяснил я. - Завтра днем поезд. Документы все оставлю у тебя. Напишу - вышлешь. А теперь я на последний автобус.
Мать уговаривала меня подождать до утра, но я был непреклонен. Переодевшись во все чистое, я отправился в путь. Из вещей я захватил маленький мешочек, в котором лежала буханка хлеба, да запасной свитер. Из денег у меня была сотня, которую я занял у матери на дорогу, да шесть долларов - моя доля, которая хранилась у Кольки с того злополучного августовского дня (он мне их отдал перед фильмом). На мне были все те же штопанные-перештопанные кооперативные брюки, краденая куртка и ботинки, которые я носил на протяжении почти всей этой истории.
Последний автобус окатил меня бензиновой гарью и укатил, но я ничуть не расстроился - город больше не манил меня. Развернувшись на 180 градусов я зашагал по шоссе в противоположном направлении, как волк, у которого нет пока ни цели, ни намерений. Но он бежит, бежит потому, что надо, а все остальное уже не существенно. Дорога уносилась вдаль и сходилась в точку за горизонтом. По обеим сторонам дороги расстилались мрачные пустынные поля. Серое небо не предвещало хорошей погоды. Сгущался туман...
... Тем временем Федя праздновал победу в ночном ресторане. Вообще-то ресторан работал до двадцати трех, но уже к полуночи там собирались исключительно свои люди. Все было по двойному тарифу, но для деловых людей это не представляло особой проблемы. По вторникам и четвергам здесь был стриптиз, по остальным дням эротическое шоу, на которое, впрочем мало кто обращал внимание, изредка кидая на сцену стольник или частушку. Здесь знакомились, завязывали контакты, обсуждали неотложные дела, договаривались или просто отдыхали, делясь новостями. Здесь не было лентяев или бездельников. У каждого из собравшихся было свое, стороннее дело, ибо на посещение таких заведений одной зарплаты не хватало, будь она даже зарплатой директора коммерческого магазина. Здесь все было по экстра-классу.
- А вот новость слышали, про живого покойника! - захлебываясь заорал кто-то за соседним столиком. Все загоготали. Федя слушал краем уха, смакуя марочный коньячок.
- Есть у меня друган, - проглатывая буквы вещал рассказчик, - в морге работает. Вчера ночью сидит он там, газету читает. И вдруг из гроба мертвец поднимается. Кореш мой туда, сюда, а жмурик его не пускает. Еле вырвался мой Сергунька и теперь морг за тыщу метров обходит.
Смех усилился, но Феде этот рассказ чем-то сильно не понравился.
- Э, а как выглядел тот жмурик? - не утерпел Федя.
- Серый говорил - пацан совсем, штаны, куртка рваная.
Все вновь заржали, и только Федя стих. Для всех в этой пивнушке рассказ выглядел как сказочка для малолеток, пошлый анекдотец, и только он знал, насколько это серьезно.
Лавируя между столиками, из уборной возвращался Гена.
- Сюда иди, Геник, - громко сказал Федя и, когда тот подошел, больно пнул его по лодыжке, шепотом добавив. - Ты чего, дурик, гнал мне про серебряные пули?
Глаза у Геника испуганно расширились. Он знал, каким Федя бывает в таком состоянии. Он сразу понял все.
- Может пули были не серебряные? - выпалил Геник без малейшей надежды выкрутиться. Федя вытащил из кармана пулю, зло швырнул на пол, поставил на нее железную ножку стула и с размаху сел на него.
Гена быстренько нагнулся и поднял сплющенную пулю. Из под треснувшей серебряной оболочки явно проглядывал инородный металл. Гена облегченно перевел дух.
- Пули должны быть целиком серебряные, - объяснил он.
- Где этот трахнутый Хенсель, - в бешенстве заорал Федя. - Да и я дурак, что не проверил.
Выхватив у Геника из рук пулю, он бросил на стол полтонны и ринулся к выходу. Гена побежал за ним. Он еще не совсем оправился от испуга, постоянно запинался об ножки стульев и извинялся, запинался и извинялся...
... Я находился в маленьком лесочке, вблизи которого началась вся эта паршивая история. Сойдя с дороги, я включил нюх, и он безошибочно привел меня к невысокой молодой елочке. Сбросив одежду, я лапами начал раскидывать землю. Так и есть. Полусгнившая куртка, штаны и носок. Водитель того, ненашего автобуса был здесь, он был оборотнем, теперь уже сомнений не оставалось именно он укусил меня на дороге. Удар, укус и все завертелось. Если бы не он, не стоял бы я сейчас на этом месте и не смотрел тупо на спрятанные вещи. Логическая цепочка замкнулась, и я стал одним из ее звеньев. Перекинувшись обратно в человека, я торопливо оделся, ежась от холода, и вновь выбрался на шоссе.
Утро застало меня в дороге. Густой туман окутывал все вокруг. Я, не чувствуя усталости, шагал и шагал вперед в этой молочной пелене пока не увидел вдали что-то серое. Я прибавил шагу. Из тумана показалась женская фигурка. Я чуть ли не бегом сократил расстояние до минимума. Пожалуй даже это была девушка. Фигурка точеная, ухоженные каштановые волосы, розовая вязанная шапочка.