— Что ж вы, пацаны, старших то подводите? — начал он, торжественно обращаясь к нам. — Бабки получили, а где они? Нету! Отдали! Кому отдали?
Мы дружно молчали.
— Нехорошо! Мы для вас стараемся, никто вас в округе не трогает, а вы башли на сторону! Как это называется?
Я уставился в потолок, украдкой посматривая на блондинку. Звякнула кружка об ведро с пивом.
— Западло! По вашей милости разоримся скоро, бескультурными станем. На театр денег нет, на цирк тоже нет. Ну что ж, сами виноваты. Теперь сами и будете нас развлекать. Понятно? Девочки, хотите кино посмотреть?
— Хотим, хотим! — подтвердили свое желание девочки. Старшаки заржали. Мы продолжали упорно молчать.
— Ну, кто самый смелый? — спросил Кирпич.
Вперед вышел высокий худой паренек и уставился на Ворона, который насмешливо оглядывал нас всех.
— А, Бондарь! Считай, повезло тебе. Иди в коридор, стой на фишке.
Когда за Бондарем закрылась дверь, Кирпич продолжил:
— Ну, девочки, какой фильм будем смотреть?
Девочки захихикали, но ничего не сказали.
— Стопарь, а?
— Чапаев, — пробасил Стопарь и глухо заржал.
— Отлично! — возликовал Кирпич. — Ты, Пахан, будешь белым пулеметчиком, ты, Хилый — его помощником, а Сверчок — Чапаевым.
Через минуту я изображал Чапаева, из последних сил переплывавшего Урал. Пахан строчил из пулемета, сделанного из табуретки, а Хилый заправлял и поддерживал невидимую ленту с патронами. Старшаки вовсю веселились и закидывали меня кружками и рваными носками. Я продолжал широко размахивать руками, лежа на полу, и старался увернуться от летящих в меня предметов.
— Поможем герою, — засмеялась блондинка и, освободившись от объятий Кирпича, запустила в пулеметчиков пустой водочной бутылкой. Поллитровка угодила Хилому по голове, отскочила от его коротко остриженного затылка и разбилась о стену.
— Конец первой серии, — объявил Кирпич, — про что будем смотреть дальше, девочки?
— Про любовь, — запищала вторая.
— Хорошо, — согласился Кирпич. — Вторая серия. Хилый, табуретку на место. Стопарь, какие знаешь фильмы про любовь?
— Чапаев, — пробасил Стопарь и снова впал в транс.
— Замечательно, — обрадовался Кирпич. — Смотрим продолжение. Хилый, занавеску.
Хилый залез на подоконник и снял занавеску.
— Итак, кто у нас еще не участвовал, — начал распределять роли Кирпич, — Крючок (Леха), Бурый, Мотор и Слизняк. Да, еще Сверчок, а то он плохо старался.
— Да ну, вполне нормально изображал, — вступилась за меня блондинка.
— Плохо, я сказал! Сверчок, держи занавеску, делай из нее юбку, будешь Анкой-Пулеметчицей.
— Не буду, — я бросил занавеску на пол.
— Че такое? Бахыр, Ворон, разберитесь.
Ворон встал, сказал лоху: "С тебя, братан, стольник и еще восемьдесят колов", и подошел ко мне. С другой стороны приблизился Бахыр. Он неожиданно и резко ударил меня в живот, Ворон сделал подножку, и я упал. К Ворону и Бахыру присоединился Рудик, и они спокойно и методично стали пинать меня ногами.
В какой-то книге год назад я прочитал, что в каждом человеке есть что-нибудь хорошее. Но как трудно найти это хорошее в тех, кто запинывает тебя, корчащегося от боли на полу, и считает, что так должно быть всегда.
Тем временем Бахыр наступил на ногу Рудику, тот заматерился, старшаки засмеялись. В общем всем было весело, кроме меня. А я валялся у стены. Из носа и разбитой губы текла кровь. Жутко болела грудь в месте укуса.
Ворон продолжил игру в карты. Бахыр встал на свое место. Роль Анки досталась Феде.
Надев юбку, сделанную из занавески, Федя под оглушительный хохот изображал любовь Анки с Петькой и Чапаевым одновременно. Их роли исполняли Бурый и Леха.
Сцену эту я пересказывать не намерен. Ее может представить себе каждый, так как я уверен, что нет такого человека, который бы не слышал подобных анекдотов про эту троицу. Я лежал и глядел на этот содом невидящими глазами. Кто знал, что полнолуние, внезапно перевернувшее всю мою жизнь, уже не за горами.
Глава четвертая. Полнолуние
События этого дня складывались для меня крайне неудачно. Сначала две «пары» на занятиях. Затем запорол проходной, за что получил втык от мастера, только что заточившего этот злополучный резец, и «неуд» за испорченную деталь.
А после занятий в общаге у 412 меня поджидал Кирпич:
— Эй, Сверчок, куда девал стольник?
Разумеется я не въехал о каком таком стольнике шла речь. Тогда Кирпич собрал кулаком мой свитер на груди и притянул меня к себе.
— Стольник Ворона! — пояснил он.
Тут до меня дошло, и я сразу вспомнил события недельной давности.
Как то вечером я возвращался к себе после шатания по городу. На площадке третьего этажа курил Кирпич.
— А, Сверчок, пойдем со мной.
Мысленно ругнувшись я последовал за ним в 310. Там Кирпич вытащил из недавно починенной тумбочки учебник по обработке металлов и извлек из его середины сторублевую бумажку. Я смотрел по сторонам, — было так непривычно видеть 310 тихой и пустой.
— Смотри сюда, Сверчок, — сказал он. — отдашь этот стольник Ворону. Я и сам бы занес, да Ворона сейчас в общаге нет. А мне уходить пора. Понял?
Я молча кивнул, приняв купюру и, согнув ее в четыре раза спрятал в карман брюк. Вечером, разыскав Ворона, я вручил ему этот стольник и почти сразу забыл об этом, как оказалось, совершенно напрасно.
— Я его Ворону отдал, — заверил я Кирпича.
— Он сказал, что ему никто ничего не передавал, — мрачно заметил Кирпич, намекая на грозные последствия для того, кто замылил чужой стольник.
— Пошли, спросим у него, — предложил я.
Кирпич согласился, и мы двинулись к лестнице. Ворон жил в 314, которая располагалась посередине коридора третьего этажа. Кроме Ворона здесь еще жил Жбан — довольно мирный парень, и Артур с Коськой, которых обычно было не видно и не слышно. Вот и теперь эти двое отсутствовали, зато Ворон был здесь. Он валялся на нижнем ярусе и читал потрепанный журнал. На соседней кровати сидел Жбан и старательно пришивал заплатку на свои брюки. Увидев Кирпича, Ворон сел, вытащил пачку «Ту-134» и закурил, уставившись на нас.
— Отдавал он тебе катеринку? — спросил Кирпич, выталкивая меня вперед. На лице Ворона появилась обычная насмешливая улыбка, и он отрицательно помотал головой.
— Куда дел деньги, Сверчок? — повернулся ко мне Кирпич. — Чего молчишь?
— Отдал ему, — хмуро кивнул я на Ворона.
— Ты чего гонишь, падла, когда? — возмутился Ворон.
— Да в прошлый вторник, — пытался доказать я.
— Кто видел? — прервал наш спор Кирпич.
Я замолк. В тот момент, когда я передал сотню Ворону, в комнате никого не было. И теперь Ворон этим умело воспользовался.
— Никто, — тихо ответил я.
— Ну, друг, так дело не пойдет, — сказал Кирпич. — Кто теперь тебе поверит? Придется вернуть катеринку.
Разумеется лишнего стольника у меня не было. Да что говорить, у меня не было вообще никакого стольника, и даже на петрофан едва ли бы набралось мелочи.
Мысли лихорадочно скакали в мозгу, срочно требовался выход из этого скользкого положения.
— А кто тебе поверит, что ты мне стольник дал, — обратился я к Кирпичу, — там тоже никого не было.
Ворон дико заржал, Жбан тихо усмехнулся, а Кирпич, приблизившись ко мне, угрожающе-ласково сказал:
— Ты, шмакодявка, не по годам борзый стал. Сколько тебе надо свидетелей? Три, пять, десять?
— Хотя бы двух. — неуверенно произнес я.
Кирпич моментально скрылся за дверью и приволок из коридора двух незнакомых мне пацанов. Кирпич встал в позу, повернувшись к одному из них.
— Ты видел, как в прошлый вторник я этому, — Кирпич кивнул в мою сторону, — давал сто рублей.
Парень покосился на меня и после некоторой заминки сказал:
— Да, видел.
— А ты? — спросил Кирпич второго.
— Видел, — не моргнув глазом, ответил тот.
— Все, пацаны, свободны, — отпустил их Кирпич и снова повернулся ко мне.
— Ну как, все понял? Таких свидетелей я могу откопать хоть сотню.
— Но ведь в комнате никого не было, — еще сопротивлялся я.
— Ну и что с того? Просто пацаны знают, что они должны видеть и что говорить. А какие свидетели у тебя?