Отель «Тихота»
Послушайте, что я вам теперь скажу.
Купил я фибровый, первый в жизни чемодан и уложил туда новый фрак, который сшили у того агента из Пардубице по моему манекену, за фраком я отправился сам. Представитель фирмы и вправду не врал, обмерил мне грудь, налепил на меня те самые полоски пергаментной бумаги, снял мерку, все записал, положил в пакет и взял аванс, а потом я отправился за этим фраком. И он сидел на мне как влитой, но мне не так нужен был сам фрак, как хотелось посмотреть, где мой надутый резиновый бюст, где мой торс. И шеф, такой же коротышка, как я, будто понял, что я хочу взобраться выше, чем где я сейчас, все время выше, что для меня важно, чтоб и я был на потолке склада общества, и он привел меня на склад. Это было прекрасно. К потолку вознеслись бюсты генералов, командиров полка, торсы известных актеров, даже сам Ганс Альберс тут заказывал себе фрак, он тоже висел под потолком, из открытого окна тянуло сквозняком, и каждый торс будто плыл в воздухе, как облачко, как барашки по небу, когда дует осенний ветер, и от каждого бюста спускалась тоненькая нитка, а на нитке табличка с фамилией, именем и адресом, и когда веяло сквозняком, эти таблички весело подпрыгивали, точно рыбки, пойманные на удочку, потом шеф показал, и я собственными глазами прочел свой адрес и потянул вниз свой торс, и вправду я был маленький, я чуть не расплакался, когда увидел рядом со своим бюст генерал-поручика и бюст пана владельца отеля Беранека, но потом рассмеялся и был счастлив, в какое общество я попал, шеф потянул за один шнурок и сказал, что по этому манекену он шьет фраки для министра просвещения, и вот еще меньше — министр национальной обороны. И это придало мне такую силу, что я заплатил за свой фрак и еще добавил двести крон как маленький знак внимания со стороны маленького официанта, который уходит из отеля «Злата Прага» и едет в отель «Тихота», где-то в Странчице, там обо мне договорился пан торговый представитель третьей фирмы в мире, фирмы «Ван Беркель», и я попрощался и поехал в Прагу и вышел с новым чемоданом в Странчице, было утро, и шел дождь, тут, должно быть, дождь лил не одну ночь, а несколько дней, столько было на дороге песку и грязи, и через крапиву, лебеду и лопухи бежал поток, до краев полный водой и совершенно бежевый, будто кофе с молоком, и я поднимался по этой грязи вверх к отелю «Тихота», и когда миновал несколько вилл с поломанными деревьями, то невольно засмеялся, в одном таком садике стягивали расщепленное дерево, усыпанное созревающими абрикосами, плешивый хозяин обвязывал проволокой надломленную крону, которую с двух сторон поддерживали две женщины, налетел ветер, проволока лопнула, и женщины не удержали крону, она снова раздвоилась и повалила мужчину вместе со стремянкой, а он запутался в ловушке из веток, по голове у него текла кровь, потому что он поцарапался, и лежал этот мужчина будто пригвожденный, распятый цепкими ветками, я стоял у забора, а женщины, когда разглядели своего хозяина, так чуть не лопнули от смеха, уж так они хохотали, так смеялись, а этот мужчина таращил глаза и кричал: курвы вы, свиньи, подождите, вот я выпутаюсь, в землю вгоню, как гвозди; женщины, наверно, были его дочери или жена и дочь, снял я кепочку и говорю: граждане, будьте добры, правильно ли я иду к отелю «Тихота»? И мужчина послал меня в задницу, он дергался изо всех сил, но встать не мог, как красиво, человек, плененный и осыпанный зрелыми абрикосами, а эти две женщины, отсмеявшись, поднимали ветки, чтобы освободить своего мужа или отца, наконец ему удалось опереться на колени и встать, первое, что он сделал, тут же нахлобучил берет на голую макушку, а я зашагал дальше вверх по дороге и заметил, что мостовая заасфальтирована и по сторонам обложена гранитными квадратиками, я потопал, чтобы с ботинок отпали грязь и желтая глина. Потом поднимался на гору, было скользко, один раз я упал на колено, за мной тянулась туча, потом небо стало таким синим, как вдоль дороги цикорий, поваленный потоком, и там на холме я увидел этот отель. Красивый, точно в сказке, словно какая-то китайская пагода, словно какая-то вилла денежного туза где-нибудь в Тироле или на Ривьере, сам белый с красным и черепичная крыша, будто волны, поднималась к небу, на всех четырех этажах зеленые жалюзи, и каждый этаж чуть меньше, так что последний казался красивой беседкой, поставленной на вершину здания, а над беседкой высилась башенка только из одних зеленых ставен, словно бы наблюдательная, словно какая-нибудь метеорологическая станция с приборами внутри, а снаружи с флюгерами, и поворачивался на шпиле красный петух. И на каждом этаже возле каждого окна балкон, и на этот балкон выходили двери, у которых так же, как и у окон, были жалюзи, открытые двери-жалюзи. Я шел, но никто нигде не появлялся, ни на дороге, ни в окнах, ни на