Вернулась обратно в основной дом, обошла все, поднялась на второй этаж одной из башенки, осмотрелась, явных подтёков на стенах не было, все башенки были в не плохом состоянии, но запах плесени указывал, что крыша где-то течет. Я нашла подтеки на стене в большой хозяйской спальне и примыкающем к ней кабинету, сеньор Рикардо сопровождал меня и все это видел.
— Очень много восстановительных работ — сказал он.
— Да уж, это точно. Сеньор Рикардо, я вижу вас нашим управляющим, только на вас я могу положиться и доверить все хозяйство и сейчас и в будущем.
Сложно описать эмоции на его лице, но такого благородного и честного человека я редко встречала в своем прошлом. Значит сейчас в этой жизни к таким подаркам судьбы надо относиться с благодарностью, тем более сеньор Рикардо в Испании принадлежал к древнему роду, прадед его разорился, и вся семья жила сейчас на деньги, которые зарабатывала собственным трудом.
Было видно, что усадьба очень понравилась Жанне и Адории, своей обособленностью и удивительной природой вокруг.
— Так напоминает родительский дом — тихо сказала Жанна.
Глаза наших дам загорелись, они уже видели себя здесь живущими, это был прямо действительно графский особняк, если бы еще основной дом был в хорошем состоянии, то цены бы ему не было, зато его можно отремонтировать и сделать все, так как хотим мы, но придется раскошелиться. С Рикардо же мы друг друга поняли с одного взгляда, а еще для него счастливая улыбка нашей прекрасной дуэньи Адории де ла Сантос очень много значила, ну что же попробуем сбить цену, какой бы она не была.
Еще один вопрос меня волновал и очень сильно, сколько земли прилагается к усадьбе. Я тихонько об этом шепнула Рикардо, что надо узнать бы. Учитывая, что я девушка юная, а графиня вообще в положении, переговоры вел наш управляющий сеньор Рикардо.
Оказалась, что земли нам достанутся от самой реки, сразу за мостом. В том числе дорога, роща, большая равнина с домом и за ней несколько полей для выпаса овец. Поверенный сказал что хозяин хочет двадцать пять ливров за все.
Мы стояли с Жанной и Адорией возле заросшего сада и ждали конца переговоров, но когда я услышала, какую огромную сумму за эти развалины с нас запросили, то резко повернувшись, пошла в сторону мужчин, юбка моего черного платья цеплялась за сорную траву. Мысль, что этот человек решил просто поживиться за нас счет, не оставляла меня. По мере приближения к ним я становилась отстраненно спокойной и в тоже время в меня вселилась какая-то злость и властность. Гордо неся себя, я подошла и сказала:
— Уважаемый месье Жирард, за эти развалины мы с графиней готовы заплатить девять с половиной ливров — сказала я — и не денье больше, спасибо, что уделили нам время, жду вашего ответа до завтрашнего утра.
— Но ваша светлость, этого не достаточно. Такой надел земли, где вы еще найдете.
— Да земля не плохая, но бесполезная. На ней нет ни одного арендатора, она не приносит доход и нужно разобраться почему. И знаете, если завтра сделка не состоится, то мы уедем в Париж, думаю, за эти деньги мы купим там не плохой дом в пределах городской стены. И на сделке я хочу видеть собственника этих владений с документами, на основании которых он является владельцем. Всего хорошего месье Жирард.
Все в изумлении смотрели на меня, я же подошла к Жанне, заботливо помогла ей сесть в экипаж, сеньора Адория молча наблюдая за мной, села напротив и мы отправились на постоялый двор. Думаю, моя властность и напористость была для моих спутников неожиданной, и она заставила их о многом задуматься. Но они должны понимать что я здесь хозяйка, и я должна быть сильной и во многих вопросах непреклонной. Образ юной девушки не вязался с моим поведением, но к этому им нужно было привыкнуть, необходимо было воспринимать меня такой, какая я есть.
— Вы так похожи на свою бабушку, ваша светлость — с улыбкой сказала Адория. И только она знала, кем была она, моя бабушка.
Глава 13
Глава 13
Еще один стон, уже тихий и слабый, так может стонать обессиленная родами женщина. Господи, ну помоги же!!!
— Жанна, дорогая ну что же ты, пожалуйста, не закрывай глаза!- слёзы отчаяния бежали по моим щекам, — если ты уйдешь я не вынесу этого, не оставляй меня, пожалуйста. Лекарь отвел взгляд в сторону и безнадежно вздохнул. Он взял в руки, какой то металлический инструмент, наверное, решив спасти только ребенка, изуродовав при этом мать.
— Уйдите же — закричала я и вырвала из его рук непонятное устройство.
Подбежала к окну дрожащими руками отдернула портьеры из голубого шелка, и открыла окно. На улице начало апреля, полдень, солнце осветило чистую, подготовленную для родов графини комнату, свежий воздух стал заполнять пространство.
Сеньора Адория мягко отстранила мужчину в сторону и сказала тоном, не терпящим возражения:
— Побудете пока в гостиной, мы позовем вас, как только приведем графиню в порядок — она пошла и закрыла окно, свежего воздуха уже было достаточно, не хватало еще только застудить нашу девочку, паника отступала.
Лекарь вышел. Я полностью раздела Жанну, несколько раз обтерла ее. Обессиленная она смотрела на меня благодарным взглядом. Я прижалась к ее большому животу, он был просто огромным, а наша девочка худенькая, личико осунулось, такая хрупкая, в карих глазах застыло столько страха и переживаний, что я стыдливо опустила глаза. Ребенок зашевелился, значит жив.
— Все будет хорошо, все будет хорошо, Катя успокойся — мысленно, как заклинание повторяла про себя. Схватки длились уже второй день. Я тихонько запела колыбельную, которую всегда пела, поглаживая живот Жанны, вроде все успокоились, и прежде всего я сама.
— Дорогая, давай встанем, мы перестелем простыни — я попросила служанку в который раз протереть всю комнату и особенно место, где находился лекарь, его жуткие инструменты покрыли чистыми полотенцами и сдвинули в дальний угол комода. Придя с улицы, этот горе — врачеватель не помыл даже руки, и не переоделся, еще заразы нам не хватало. Пусть номинально находится в доме, а за святым отцом уже поехали. Я заставила Жанну прохаживаться по комнате, надев на нее чистую рубаху, переплела ей косу. Маленькими шажочками мы тихонько кружили по спальне, самой большой в доме и самой светлой, с теплыми деревянными полами, с натуральным, мягким ковром. Стены были вновь оштукатурены и затянуты, синим шелком, грубым как будто специально для этого созданным, широкая кровать стояла посередине комнаты, балдахин был закреплен повыше, к спальне примыкала детская.
Я тихонько шептала роженице воспоминания о наших путешествиях, и говорила, какая она была смелая, нежная улыбка появилась на ее лице. А потом от боли она пошатнулась, выгнулась и закричала, слава богу, схватки продолжились. Подставила Жанне свое плечо, с другой стороны ее поддерживала Адория, мы добрались до кровати.
— Дорогая не ложись, возьмись за спинку кровати, ты можешь даже ее сломать, обопрись на нее. Мы купим тебе еще большую кровать, новую и красивую, дыши Жанна, давай вместе. Я учила ее правильно дышать, во время схваток, дышала вместе с ней, вся ее боль вымещалась на бедной спинке кровати и на моем плече. Сколько времени так прошло, я уже и не понимала, Адория не отходила от нас. И тут при очередной схватке мы с роженицей оказались в луже воды, отошли воды, уже лучше. Дальше, лежа на кровати и терпя потуги, Жанна стонала все громче и громче, откуда она брала силы, не представляю, я попросила служанку сходить в гостиную, и если священник приехал, то передать ему просьбу о прочтении молитвы во здравие нашей мученицы и не рожденному ее малышу. У сеньоры Адории все было готово для того, что бы принять ребенка.
И наконец, то этот момент настал, в комнате раздался крик маленького человечка, который только увидел этот мир. Графиня, откинувшись на подушки, лежала уставшая, безучастно прикрыв глаза.