Я не удержалась, протянула ладонь, не зная, чего ожидать.
И тьма радостно рванулась ко мне, не делая между мной и телом Йолы никаких различий.
— Темная! Темная!! Стражу! Скорее! — визжал кто-то надоедливо прямо над ухом.
И я открыла глаза.
***
Все обитатели дома, белые, как мел. Стоят у входа, трясутся.
Хозяин нервно комкает какие-то гербовые бумаги, его пальцы ходят ходуном. Граха держится за сердце и смотрит на меня с ужасом. Слуги, толпящиеся чуть дальше, молча разглядывают меня, и только мой старый знакомец повар трусливо маячит дальше, в коридоре.
— Очнулась, — выдохнула Граха и упала в обморок.
Остальные с воплями разбежались, и только хозяин остался стоять, глядя на меня исподлобья, набычившись. Я смотрела на него и не понимала, как это ничтожество может иметь хоть какую-то власть над другим человеком.
«Разорвать?» — радостный, веселый шепот вспыхнул черным в голове.
— А? Что? Кого разорвать? — переспросила я, и хозяин затрясся, как под током.
— Ты слышал? — недоуменно обратилась я к нему.
Он помотал головой, а потом, булькнув от страха, попятился задом, вышел в коридор и со всей силы захлопнул дверь. Щелкнул замок.
«Давай разорвем?» — снова спросил голос. И я сообразила, что он — в моей голове. Здравствуй, шизофрения! Заходи, будь как дома! Тебя-то мне не хватало еще для полного комплекта! Кожу продрал сверхъествественный жуткий мороз.
— Не надо никого разрывать, — осторожно ответила я. — Лучше как-нибудь потом.
«Не хочешшшь», — разочарованно прошептало в голове. И исчезло.
Б….! Да лучше бы я тюрьме сейчас сидела за своего козла-генерального!
Я со стоном поднялась на колени, охнула от боли в груди, которая, впрочем, тут же исчезла. С силой растерла лицо руками. Что они там кричали? Темная? Что это значит?
Я напрягла память, но — ничего. Тишина и темнота, какая-то даже неестественная. Жуткая. Может, прикрылась лавочка, и я больше не имею доступа к памяти Йолы?
Но нет. Стоило об этом подумать, как в голове возникли образы незнакомых мне людей, мест. Пронеслись чувства, эмоции, всплыли воспоминания. Значит, все в порядке.
Но что же это значит? И что говорит в моей голове?
Я осторожно подошла к столу, посмотрела в зеркало над креслом моего «хозяина». Дернулась от него, едва не заорав.
Еще бы.
Вокруг моего лица вилась темная дымка, которая спешно впитывалась под кожу. Ну и жуть же! Я коснулась щек, но ничего не ощутила — лицо как лицо. Набравшись смелости, снова взглянула в зеркало, и оно послушно отразило лицо Йолы — миленькое, испуганное. Никаких спецэффектов.
Да что, черт возьми, происходит?!
Во дворе послышался шум, и я выглянула в окно.
С десяток мужчин в строгой форме ловко и быстро высыпали из чего-то, напоминающего здоровенный раритетный автомобиль, профессионально рассредоточились вокруг дома. Один из них — высокий, черноволосый, с серьезным лицом — подцепил под руку хозяина и что-то строго спрашивал.
Тот, трясясь, отвечал.
По мою душу пришли. Не знаю, чем это мне грозит, но, судя по испугу обитателей дома, ничем хорошим.
Высокий мужчина, наконец, отпустил хозяина и безошибочно поднял взгляд прямо на меня. Я юркнула за занавеску — видимо, на рефлексах, затаилась. Обвела взглядом кабинет хозяина: не спрятаться. Нет, ну надо же было так встрять!
Придется ждать. Я все равно не знаю, что все это значит.
Спустя бесконечно долгую минуту щелкнул замок.
Глава 4
Магическая птица ткнула латунным клювом в окно. В ее железной груди лежала записочка с всего одним словом: «Темная!»
И пара линий адреса.
— Чего?! — изумленно пробормотал Сав, пробежавшись взглядом по кривым буквам. — Глупости! Не может быть!
Железная птица-почтовик клюнула палец до крови, а потом забила медными крыльями по стеклу.
— Опять поломалась, — меланхолично сказал Сав, залечивая ранку дыханием и дернув птицу магической петлей за шею. Посыпался ни на что не годный уже металл, зазвенели гайки и шурупчики.
— Поди взбесилась какая-нибудь идиотка! Мало ли дур на свете, — буркнул Сав, уже спускаясь по ступеням Главного Управления Соблюдения законов. Попросту, ГУСа.
Ему хотелось выпить кофе и умыться — ночью поспать не довелось. Два дня назад рванул магазинчик тканей на центральной площади. Погибли люди. Эксперты сказали, что тут без умыслов не обошлось. Зачем, кто и почему это сделал — этот вопрос спешно решался на всех уровнях империи. Саву тоже приходилось работать с населением, принимать отчеты свидетелей, разбираться.