– Пожалуйста.
– Спасибо.
Утром, едва Виктор успел войти в кабинет Сидорова, следом за ним появился начальник отделения Ядыкин, маленький, крепенький, лысоватый мужичок с цепким взглядом.
– Здравия желаю, товарищ майор, – вытянулся Смеляков.
Ядыкин кивнул в ответ, едва удостоив Виктора взглядом, поманил Сидорова пальцем:
– Пётр Алексеевич, зайди ко мне, – и вышел.
– Похоже, распекать будет за что-то.
Капитан тяжело поднялся из-за стола и загасил папиросу в блюдце, служившем пепельницей. Выходя из комнаты, он неуклюже задел плечом дверной косяк и тихонько ругнулся.
– Ты что ж, Пётр Алексеевич! – Ядыкин ждал, откинувшись на стуле и постукивая вытянутой рукой по краешку стола. – Опытный волчара, а такую плюху допустил!
– Да что стряслось-то, Николай Алексеевич?
– Ты с висельника вчерашнего почему отпечатки пальцев не снял? Почему не дождался экспертов? – Яды-кин резко поднялся и сунул руки в карманы, было слышно, как он звякнул лежавшей там связкой ключей. – Сбагрил покойничка, думаешь, и чёрт с ним?
– Да как я мог ждать? Я же на дежурстве! Если ждать, так я до утра возле того вонючего сортира проторчал бы! Николай Алексеевич, я же дежурный, тут каждые полчаса какая-нибудь чехарда.
– Ай, ладно… Что уж теперь… Поедешь на Пироговку, в морг, сам себе придумал головную боль… Серёга Никифоров, эксперт наш, туда прямо из дома отправился, там встретитесь.
Сидоров посмотрел в пол.
– Эх… Сразу не сделаешь, потом ноги сотрёшь, ис-правляючи огрехи.
– Не бурчи, Пётр Алексеич, – хмыкнул Ядыкин, – побереги силы. Тебе потом ещё в засаду отправляться.
– В какую засаду?
– На Татаринова. Прихватишь с собой Смелякова.
– Мы же после дежурства, Николай Алексеевич. Может, кого другого направите?
– Нет у меня никого больше на сегодня. До четырёх часов двое уже есть, а позже вам заступать. Оба пойдёте. Так что чем скорее в морге управишься, тем больше времени на отдых останется, – сказал резко. – Улавливаешь?
– Улавливаю. – Сидоров недовольно покачал головой и направился к себе в кабинет. – Что ж, Витя, чай после пить будем. Айда в морг, займёмся вчерашним жмуриком, – и посмотрел вопросительно на Смелякова: – Как его фамилия, помнишь?
– Василевский, кажется.
– Верно. Память у тебя надёжная…
По дороге Смеляков спросил:
– Пётр Алексеевич, а зачем нужно у покойника снимать отпечатки пальцев, если никакого криминала не было?
– Таков порядок. Система сыска.
– Не понимаю.
– Отпечатки пальцев снимаются с трупов для того, чтобы проверять их по картотеке, где хранятся следы пальцев рук, взятые с мест нераскрытых преступлений. Есть такая картотека. Ты не знал?
– Нет.
– Там хранятся все без исключения следы пальцев с мест нераскрытых преступлений. Представь, что пальчики нашего висельника вдруг совпадут с какими-то залежавшимися отпечатками. И преступление раскрывается само собой. Пальчики «откатываются» у любого, кто по тем или иным причинам задерживается милицией. Пусть это даже административное правонарушение. Не мной это придумано. Уголовный розыск – огромная машина. Тут не от меня одного успех дела зависит, каким бы я первоклассным сыскарём ни являлся. Нет, опер – просто винтик, он может сломаться, но механизм сыска продолжит крутиться. Всё доведено до автоматизма. Угрозыск – мощная система. Зачастую она работает сама по себе, просто за счёт накопленной информации.
Возле морга они встретили дожидавшегося их эксперта. Он стоял возле дверей и курил.
– Привет, Серёга! – Пётр Алексеевич пожал ему руку и представил Смелякова: – Наш новый сыщик.
Они поздоровались.
– Ты в морге-то раньше бывал? – спросил Никифоров.
– Нет, – признался Виктор.
– Что ж, всегда приходится что-то делать в первый раз. Ты приготовься, там воняет жутко, надо к этому сразу настроиться…
Дверь в подвальное помещение отворилась, издав тугой писк, и перед милиционерами появился высокий санитар в сильно испачканном белом халате. Санитар что-то пережёвывал мощными челюстями, его желваки выразительно двигались. Из раскрытой двери ударил густой запах мертвечины.
– Вчера 15-я бригада доставила к вам труп гражданина Василевского, – сказал Сидоров, показывая своё удостоверение.
– Может быть, – невнятно произнёс санитар, продолжая жевать. – Пойдёмте глянем.
Пошли вниз. Запах становился крепче.
Там ещё двое сидели, пили чай за столом. Один из них листал какой-то журнал, другой нарезал колбасу толстыми ломтями и укладывал её на хлеб. Он без интереса посмотрел на гостей и продолжил своё занятие.
Высокий санитар полистал журнал записей и ткнул пальцем:
– Есть. Номер 215. – Он повернулся к тем, что пили чай. – Вовчик, пошуруй в холодильнике, достань 215-го.
Вовчик бросил колбасу и, лениво вытирая руки о подол халата, прошёл в соседнее помещение. Сидоров со Смеляковым последовали за ним. Санитар загремел задвижкой и открыл металлическую дверь. От шибанувшего в нос трупного запаха у Виктора закружилась голова.
– Вы старайтесь ртом дышать, – посоветовал санитар. – Некоторым легче, когда ртом. Правда, от запаха всё равно не избавиться.
– А как же вы тут? – Смелкову было не по себе.
– Привычка.
Они вошли в камеру. Вдоль стен были свалены беспорядочно трупы. Голые, желтоватые, лоснящиеся. У каждого на бедре написан номер. Покойники выглядели совершенно неправдоподобно в этой куче.
– Двести пятнадцатый? – Санитар приподнялся на цыпочки и потянул к себе чью-то вывернутую ногу. Глянув на номер, пробормотал себе что-то под нос и сходил за металлической тележкой. Сбросив мёртвое тело с груды трупов на каталку, он подвинул её к Сидорову. – Пожалуйста.
Эксперт равнодушно поджидал их у двери.
Они ещё не успели отойти от холодильника, а санитар уже включил воду и направил тонкую струйку на покойников. Вода лилась слабо, и Вовчик прижал кончик шланга, чтобы вода разбрызгивалась шире и захватывала сразу несколько тел.
Сидоров шёл по коридору, едва не наступая на пятки эксперту, который за санитаром, катившим тележку. Смеляков шагал за ними, глядя перед собой сквозь почти опущенные веки, чтобы не видеть ужасного выражения лица покойника, и стараясь не дышать.
– Витя, дурно тебе, что ли? – посмотрел на него Сидоров. – Ну садись за стол, будешь записывать. Я тебе из коридора диктовать буду.
Обессиленный от переизбытка впечатлений, Виктор послушно опустился на стул. Капитан успокаивающе похлопал его по плечу.
– Ничего, ничего. Свыкнешься… Этих-то бояться не надо. Живые – вот кто бывает опасен.
Из коридора донёсся неприятный хруст.
– Это ещё что? – настороженно спросил Смеляков.
– Пальцы.
– Что пальцы?
– Эксперт ломает трупу суставы в пальцах, – объяснил Сидоров и полез в карман за «Беломором», чтобы прикурить новую папиросу.
– Зачем?
– Они же застыли, скрюченные. С них так отпечатков не откатаешь, надо распрямить.
У Виктора задрожали руки. В глазах помутнело. «Живодёрня какая-то, гестапо», – подумал он.
– Держи, – Сидоров бросил перед Смеляковым несколько бланков. – «Описание личности». Я пошёл осматривать, а ты заноси сюда всё, что я говорить буду.
Он вышел в коридор, и Виктор провёл рукой по взмокшему лбу. Ему казалось, что никогда он не чувствовал себя так отвратительно.
«Всё просто ужасно. Но ведь это часть моей работы, – успокаивал он себя. – Все проходят через это. На самом же деле нет ничего ужасного. Ну мертвецы, ну в беспорядочной куче, ну непривычно. Привыкну, раз так надо. Привыкну… И всё же гадко, просто до тошноты гадко. И почему вид покойников производит на людей такое ужасное впечатление? Нет, мы, пожалуй, не покойников боимся, а смерти. Покойников, как сказал Пётр Алексеевич, и впрямь нечего бояться, они принадлежат к категории самых безобидных существ. Смерти мы боимся, а не мертвецов. Но почему? Смерть ведь естественна. Смерть обязательна. Без неё не бывает жизни. После неё ничего нет, только пустота. Разве можно бояться пустоты? И всё же мы боимся, до головокружения боимся её…»