Остальное — все мои идеи, которые я отбивала с боем. И безумно рада, что все-таки отбила.
— Ну что за тишина, а? Я жду комментариев.
Все молчат, лишь пара человек что-то гудят о необычности и риске. Александр Дмитриевич морщиться — и я удивляюсь, отчего они просто не скажут правду, что думают. В конце концов, как я успела понять, именно собственное мнение шеф ценит в сотрудниках больше всего.
— Аллаев?
Ну конечно, куда же без мнение нашего всезнающего гуру. Вот он-то уж точно не станет стесняться в выражениях, разнесет каждый миллиметр моей работы в щепочки. Хотя, стоит признать, что в последние дни также, как я избегаю смотреть на него, он избегает всяческого рода комментировать мои слова и действия.
У нас как будто негласная молчанка после случившегося, и, кажется, как минимум главред это заметил. Потому что конкретно сейчас он с подозрением переводит взгляд с меня на Максима, и хмуро ожидает ответа.
Мне нужно посмотреть на него. Это в высшей степени странно — избегать того, кто сейчас будет давать оценку моей работе. Один раз ведь можно, правда? Я смогу, я справлюсь, я…
Я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда Максим смотрит на макет обложки, и начинаю чаще дышать от того, что снова вижу его лицо. Все, как обычно — может, лишь слегка углубились тени под глазами, но, возможно, это просто мне так приятней думать.
Мечтать, что он тоже хоть чуточку переживает без меня.
И все рано радоваться, что ему не так плохо, и в целом все в порядке.
— А чего обсуждать-то? Риск есть, это и понятно — но раз мы на него пошли, то нахрен мусолить это? Выполнена обложка хорошо, без претензий — это я и как фотограф говорю, ну и как человек, регулярно занимающийся такими проектами. Отлично проделанная работа, а в остальном… Думаю, нашим читателям понравится.
Ого.
Ого-го…
Я застываю, и не успеваю уловить момент, когда он поворачивает шею обратно. Наши взгляды встречаются — и я глохну, натурально деревенею от бушующего там вулкана, захватывающего меня целиком, и погружающего в море беспросветной тоски…
А затем Максим моргает, и словно ничего этого и нет — лишь голый взгляд мужчины, который через секунду блуждает по другим, никак не выделяя меня из толпы.
Ну и что это было?
Тот самый, настоящий Максим со своими эмоциями, или мое снова разыгравшееся воображение, которое хочет видеть чувства там, где их и нет?
— Насть, — трогают меня за плечи чьи-то руки, и я вздрагиваю, выныриваю из своих мыслей.
Ренат. Стоит, глядя голубыми глазами чуть напряженно, и участливо поднимает руки — знак того, что вовсе не хотел ничего плохого.
— Да… Да, что такое?
— Летучка окончена, вообще-то, — улыбается мужчина, и только тут я понимаю, что в совещательной кроме нас никого нет, — о чем ты так задумалась?
— Да так… — я пытаюсь подняться, но ноги неожиданно плохо держат, и, вздрогнув, я усаживаюсь обратно.
— Настен? Ты вообще как, в порядке? Выглядишь не очень…
— Вот спасибо! — пытаюсь улыбнуться, но неожиданный озноб проходит по телу, заставляя вцепиться ладонями в рукава свитера, — просто тяжелая неделя.
— Или тяжелый Аллаев?
Я вскидываю голову, готовясь по первой реакции вцепляться и драться — но тут же расслабленно пожимаю плечом, не понимая, к чему это теперь.
Ренат итак все знает.
И, черт возьми, даже больше меня.
— Ты был прав, — не юлю я, опуская голову ниже, — тогда, когда говорил, что он не для отношений. А я не послушала…
— Ты просто не знала, — меня осторожно берут за ладошку, и легонько сжимают, а я чувствую, что в сравнении с Ренатом, у меня ужасно ледяные пальцы, — и, в конце концов, не обязана слушать каждого встречного. У тебя есть свое мнение, и это прекрасно.
— Угу. Свое мнение при полном отсутствии интуиции, — улыбаюсь в первый раз по-настоящему, широко и искреннее, осторожно пожимая его руку в ответ.
— Ну, не все ж сразу.
Мы смотрим друг на друга с улыбкой, а затем я мягко отнимаю пальцы, и укладываю их под собственные колени. Спасибо Ренату за участие — но уж точно я сейчас не готова ни на какое общение сверх рабочего.
— Ты знаешь, как бы мне не нравился Максим, я давал ему больше времени, — задумчиво произносит мужчина, садясь рядом на стул, и не делая никаких попыток приблизиться, — что он натворил так быстро?
Я не сплетница. И ни с кем не делюсь подробностями своей личной жизни. Но почему-то сейчас настолько опустошена, а от Рената идет такое спокойное, теплое участие…
— Ездил к своей бывшей. — Отмахиваюсь, решая сказать всего полправды, и неожиданно не нахожу в Ренате никакого удивления.