Выбрать главу

У спортивного байка цвета скошенной травы Игорь оборачивается на окна своей квартиры, представляя реакцию Полину, когда в спальне она обнаружит свою потерявшуюся подругу. Усмехнувшись, седлает мотоцикл и срывается в рассветные сумерки.

Дорога стелется серым полотном, туман щекочет лицо, не скрытое шлемом. Он никогда не любил мотоциклы, хотя катает с юности. И не садился за руль железного коня чертову тучу лет: с того самого дня, как разбился его лучший друг. И страх скользит меж позвонков, сковывает мышцы, пульсирует в висках, сплетается в тугой узел с горечью воспоминаний. Но сегодня ему нельзя об этом думать, иначе сорвется. Иначе снова накроет. Но от прошлого не отмахнуться: одно дает передышку, чтобы тут же оглушить совсем другим, не менее болезненным.

И вот Игорь уже съезжает на набережную, давая волю воспоминаниям, возвращающим в промозглый март Мюнхена.

…Маруся целовала его горячо, вжимаясь в него, без слов требуя большей близости. У ее губ вкус миндаля, а у поцелуя – полыни и отчаяния. Но Игорю было плевать. Главное – она рядом, такая желанная и податливая в его руках. И даже тот факт, что целуются они в коридоре, а еще немного и любовью займутся просто на полу у входной двери – его не смущал. Напрягало другое: противный червячок, засевший в мозгу и зудящий о неправильности происходящего, сбивающий с толку все инстинкты и отфутболивающий неистовое желание. Неправильно, черт бы побрал все на свете. Понимать Игорь начал, когда ощутил на губах солоноватый привкус ее слез. Потом ее тихий всхлип и дрожащие пальцы, лихорадочно стягивающие с него куртку, отрезвили окончательно. Коротко выругавшись, он саданул кулаком в стену над плечом замершей Маруси. Потом еще и еще.

— Черт, — прорычал, другой рукой взъерошив волосы на затылке. — Что происходит, Маруся? Что, черт возьми, происходит?! — и заглянул в глаза, блестящие от слез. Она молчала, закусив губу, и не отводила взгляд. И на самом его дне плескалось такое, что вешаться впору. — Почему нельзя просто поговорить, а? Почему, Маруся? Зачем бегать? Зачем…

Он не договорил, вздрогнув от вибрации телефона в кармане. Чертыхнулся, сбросив вызов, даже не взглянув на дисплей. Но телефон ожил снова. Звонил Димыч и от него уже светилось четыре пропущенных. И как только Игорь не заметил? Что-то нехорошее шевельнулось внутри. Игорь провел пальцем по дисплею, принимая вызов.

— Гарик, ты какого лешего трубку не берешь?! — взъярился брат, но было в его голосе еще что-то, что заставило Игоря прикусить язык и не послать брата ко всем чертям. И тревога обняла холодными пальцами. — У мамы инфаркт… — донеслось до Игоря будто из другого мира.

— Жива? — чужим ломающимся голосом.

И короткое: «Нет», — приговором.

Игорь отступил от Маруси на шаг, не разрывая зрительный контакт. Понимал, если отведет взгляд – все рухнет. Весь его мир разлетится к чертям. А он не готов. Жизнь его так и не научила держать удар.

— Гарик! — голос брата все еще звучал в трубке. Он что-то растолковывал, просил и даже требовал, а потом вдруг пропал. А Игорь видел только серые глаза с рыжей окантовкой, сейчас потускневшие от  боли. Куда этим глазам еще и его собственную?

Приняв решение, Игорь поднес трубку к уху и выдохнул, сдерживая рвущийся из груди крик:

— Буду через три часа.

И только после этого отвел взгляд. Повернулся спиной к так и застывшей у стены Марусе и ушел, чувствуя, как его привычная жизнь летит в тартарары. А он так и не научился держать удар.

Глава 3.

3.

Июнь.

— Гроза? — удивление в хриплом голосе неподдельное. Игорь переводит взгляд с темного, катающегося волнами, моря на взъерошенного друга, которого он хотел найти и который нашелся сам.

Тим бледен, на лице – трехдневная щетина, в глазах – дикая усталость. Он стоит напротив Игоря, с непониманием косясь на зеленого монстра своей подружки, широко расставив ноги и спрятав руки в карманы джинс. Вся его поза говорит, что он готов разорвать в клочья даже лучшего друга.

— Ты знаешь, у Маруси точно такое же прозвище, — говорит Игорь, и легкая улыбка трогает губы. — Когда-то она смеялась, что у нас одно прозвище на двоих. А хочется, чтобы не только прозвище, понимаешь?