- Какая же ты чувственная, - шепчет Игорь, запустив пальцы в пульсирующее лоно. – Чуть тронешь – загораешься, - он прихватывает губами мочку уха, заставляя стонать в голос. Это сущая пытка – терпеть такое и не мочь что-то сделать, потому что держит крепко, хоть и нежно, - не выбраться. А Игорь ласкает меня пальцами, двигает вперед-назад, вкруговую, размазывая мои соки между набухших складочек и снова погружая пальцы внутрь. Массирует чувствительное местечко, сводя с ума. Я метаюсь на нем, хватаюсь за плечи, царапая, и льну губами, слизывая кровь. И прикусывая кожу, сдерживая крик удовольствия. На этот раз все происходит медленно: немеют кончики пальцев на ногам, прохлада колкими мурашками скользит по лодыжкам к бедрам, растекается по мышцам, в одну секунду скручивая судорогами и вспарывая тело обжигающей лавой оргазма. И я кричу, срывая до хрипа голос, выгибаясь навстречу его волшебным пальцам.
- Охренеть… - выдыхает Игорь, когда мое тело выпускает его пальцы из тисков оргазма. Мутным взглядом я наблюдаю, как он облизывает свои пальцы, блестящие от моих соков и жмурится от удовольствия, как сытый котяра. Ощущаю, как румянец заливает щеки. – Потрясающе, - мурлычет мой довольный соседушка. – Ты даже не представляешь, какой это кайф…
- Что? – и не узнаю собственный голос.
- Ощущать твое удовольствие на кончиках пальцев. Это просто охренительно.
Я смеюсь, уткнувшись в его влажную шею.
- А ты? – спохватываюсь вдруг, что я-то удовольствие получила, а он – нет. И теперь…
- И я, - перебивает он меня с улыбкой.
- В смысле? – смотрю ошарашено. Я ничего не почувствовала. Он ведь не мог кончить только от того, что я получила оргазм. Или мог?
- Я никогда не испытывал ничего подобного. Это нереальный кайф. Спасибо тебе, моя девочка, - и целует меня нежно.
- Обращайся, - с облегчением. Оказывается, бывает и так. Надо же.
Некоторое время мы просто лежим, наслаждаясь близостью и отголосками нашего общего удовольствия.
— Марусь, - снова заговаривает Игорь, проведя ладонью вдоль позвоночника. Невольно вздрагиваю, покрываясь мурашками. — Замерзла? – в голосе мелькает беспокойство.
— Не-а. С тобой невозможно замерзнуть, — улыбаюсь, целуя его в ключицу.
— Это хорошо, — довольно урчит мой дорогой соседушка. — Скажи, почему тебя Грозой называют. Откуда такое прозвище странное?
— Да ничего странного, — фыркаю. — Я когда в приюте жила частенько сбегала. Как только гроза придет – меня несет куда-то. Обычно находили где-нибудь в поле. А однажды я на крышу приюта забралась. Когда Ванька меня нашел – я стояла на самом краю, широко раскинув руки. Ванька потом говорил, что видел, как на моих ладонях танцуют молнии, — хмыкаю. — Ну…детская фантазия вкупе со страхом конечно и не такое может. Никто не верил ему, — и я не верила, потому что точно знала, что боюсь высоты и по собственной воле никогда не заберусь на крышу. Да у меня голова кружится, когда я из окна второго этажа выглядываю, а тут крыша, да еще в грозу. Как такому верить?
— И ты?
— Я – особенно. А он меня Грозой стал называть. Так и прилипло.
— Ты и сейчас грозу любишь?
— Обожаю, — улыбаюсь мечтательно. — Знаешь, у меня даже мечта есть.
— Интересно-интересно, — он вдруг замирает, прислушиваясь к каждому моему слову, словно боится упустить хоть одно.
— Хочу посмотреть на грозу с маяка. Представляешь, стоишь на его макушке, под ногами море, а над головой – молнии танцуют. И каждую потрогать можно – настолько высоко. Красотища!
… — Маруся, — голос Игоря выдергивает из сна. Оказывается, я задремала, пока мы ехали. А сон какой странный приснился. Нигде покоя от Грозовского нету, даже во сне притопал и прошлое с собой приволок.
Хмуро смотрю на улыбающегося Игоря.
— Ты такая красивая, когда спишь, — вздыхает он, большим пальцем касаясь щеки. Полувздох-полустон. И замершее в груди сердце.
— Мы уже приехали? — спрашиваю, выглядывая в окно, но вокруг нас лишь лес темной громадиной, а впереди – серая лента шоссе. Не приехали. Тогда почему стоим? — Тебе плохо? — и страх наливается тяжестью в затылке.
Игорь отрицательно качает головой.
— У тебя телефон звонит. Долго звонит, — я достаю из кармана мобильный. Сорок пропущенных, десять из которых от Фила. Ох, черт! Совесть колет виски чувством вины. Я совсем забыла о Филиппе! Торопливо выбираюсь из машины и набираю номер.