- Мари, переестань носиться по квартире, и давай уже поговорим.
Киваю. Да, Фил, давай поговорим. Слишком много вопросов накопилось у меня, но сперва самое главное.
- Фил, где Игорь? – голос звучит жалко, да и я выгляжу жалко: промокшая, подрагивающая от необъяснимого страха.
- В тюрьме, - выдыхает Фил, а я оседаю на пол. Фил не успевает среагировать и я больно ударяюсь о паркет, но что мне боль, когда в душе противно сквозит. – Мари! – орет тревожно, приседая рядом, пытаясь меня поднять. И я тут же оказываюсь на чьих-то руках.
И знакомый голос ругается матом, переходя с французского на русский. А я ничего не понимаю. В голове бьется только одна мысль: Игорь в тюрьме. Как? За что?
- Вишневская! – знакомый требовательный окрик выводит из ступора. Вскидыаю голову: надо мной, засунув руки в карманы брюк, хмурой тучей навис Тимофей Аристархович собственной персоной. – Хватит бока отлеживать, Вишневская! У меня друг в тюрьме из-за тебя, а ты тут в обмороки падаешь, как барышня кисейная, - и морщится так, будто дерьма сожрал.
- Тимыч, прекращай Машку пугать, - а этот здесь откуда?
- Ванька? – выдыхаю изумленно. Зубин скалится белозубо и подмигивает, показывая, мол, все под контролем. Я резко сажусь, обнаружив себя на диване, и окидываю взглядом таких разных мужчин, собравшихся под одной крышей ради того, от кого я сбежала. Глупая Машка. Но взгляд упорно возвращается к Тимофею, раздраженному донельзя.
- Почему из-за меня? – спрашиваю в его прямую спину.
- Ой да не слушай ты его, - вмешивается Ванька.
- Иван! – обрывает Ваньку старший брат. Еще один друг. Похоже, вся команда в сборе. Только вот Фил никак не вписывается во всю это компашку. Но об этом не сейчас.
- Почему из-за меня? – настойчиво повторяю свой вопрос.
Тимофей оборачивается мягко, точно и выверенно, как хищник, высмотревший, наконец, свою добычу. Нервно сглатываю, вцепившись пальцами в края дивана. Таким Аристарховича я еще не видела. Все его тело дышало силой, вся его суть пылала ненавистью, полыхающей в темных глазах. Ненавистью ко мне.
- Ты сломала его, - говорит, приближаясь медленно. – Ты сделала то, что его суке-жене не удалось. Вывернула кишками наружу. Ноги вытерла. Бросила подыхать, а сама…
- Тим, - это уже Фил.
Но я не обращаю внимания на попытки друга. Друга? Чьего только? Неважно. Не сейчас. Не разрывая взгляд, поднимаюсь на негнущихся ногах. Злость и обида ярятся внутри, сплетаясь в тугой узел.
- Сломала? – усмешка кривит губы. – Сломала, говоришь…
Аристархович смотрит пристально, в самую душу, оголяя каждый нерв. Как же Пашка с ним живет? Он же…даже слов не найдется. Да с ним рядом страшно находиться. Растопчет и лица не запомнит, переступит и дальше пойдет. И плевать ему на меня и мои доводы. Душу перед ним разложить? Дудки.
- Может, тебе рассказать, что это значит – сломать? – я стою совсем близко, руку протяни. Ему ничего не стоит сжать мою шею, если я только посмею сказать то, что собираюсь. И этот сломает к чертовой матери. – Я расскажу. Расскажу, как она на стены кидалась. Как волосы на себе рвала, как выла по ночам, сбивала в кровь руки. Расскажу, как с крыши сигать пыталась. Расскажу, как собственную сестру едва не загрызла, потому что та не пускала ее к тебе, - сглатываю, ощущая, как вокруг нас клубится и звенит тишина. Оглушает, пугает. И в этой тишине отчетливо слышно рваное дыхание хищника напротив.
- Мари! – ревет Фил, предостерегая. Но меня не остановить. Я слишком хорошо помню сломленную Пашку. Но только теперь складываю два и два и получаю правильный ответ. Все те муки, весь тот ад, в котором она жила несколько лет – из-за него.
- А ты…ты не спрашивал, откуда у нее шрамы? У нее же все тело в шрамах, - хриплю, съеживаясь под тяжелым, вынимающим душу взглядом. – Все тело. Хочешь расскажу, откуда?
- Ты… - выдыхает Тимофей и в ту же секунду между нами вырастает высокая фигура моего блондинистого друга.
- Тим, не надо. Мари, ты что творишь? – с опаской глядя то на меня, то в выбеленное лицо Аристарховича.
- Тим, прекращай, - это уже Зубины едва ли не хором. Но он не отводит взгляда, черного, что тьма, до краев переполненного болью, мутной, жуткой, нечеловеческой. И я вдруг понимаю, какую глупость только что сделала. Прикрываю глаза, вдруг ощущая неимоверную усталость. И злость куда-то растворилась, как и не было.
- Ты… - повторяет тихо, словно через силу выдавливая каждое слово. – Тебе повезло, что ты его жена.