За дорогу у меня выработался дальнейший план действий, и я, не заезжая в отдел, поехал прямо к Ястребовой. С того момента, как я узнал убитого, меня не покидала мысль о встрече с ней. У меня всегда не укладывалось в голове, что у красивых, холеных женщин может быть работа, куда надо приходить вовремя, где есть начальник, которого надо слушаться, обязанности, которыми нельзя пренебрегать. Классическое предназначение таких женщин — украшать дом известных деятелей искусств или молодых способных генералов; на худой конец, она может быть модельершей или актрисой драматического театра.
Дом оказался постройки сороковых годов, с лепкой, колоннами, широкой лестницей. Открыла дверь она сама, не отнимая руки от щеколды, вопросительно посмотрела, прищурилась, вспоминая. Я представился и попросил разрешения войти. Она растерялась и широко открыла дверь, приглашая. В передней я скинул пальто, и мы прошли в гостиную. Там было красиво, чисто и безлико. Сели у журнального столика. Она нервничает, да и я не в своей тарелке. Одно дело — беседовать у себя в кабинете, где тебя никто не потревожит и ты подготовлен по всем пунктам. Совсем иное дело — сидеть в низком кресле, смотреть на белую бороду Хемингуэя, чья фотография как бы указывает на высокий культурный уровень хозяев дома; а женщина, что перед тобой, не в строгом костюме, а в стеганом халате бледно-розового цвета. Я знаю, что она замужем, но супруг отсутствует, поэтому надо действовать быстро.
— Постарайтесь вспомнить, когда вы видели в последний раз Игоря Игнатьева?
Она — это было видно сразу — немного побледнела, помолчала, неопределенно пожала плечами.
— Боюсь, мне точно не вспомнить. Месяца два назад.
Меня она явно не узнавала.
— Вы хорошо его знаете?
Она опять пожала плечами.
— Я впервые встречаю человека, прожившего с другим месяц бок о бок и забывшего это так быстро!
Она побледнела еще сильнее.
— Я не понимаю, о чем вы?
— Как мне помнится, с первого октября вы жили в гостинице «Ленинград», он тоже. Приехали вы вместе, обедали всегда за одним столом, ездили в одной машине.
Тут она наконец вспомнила. Лицо сразу стало напряженным и злым.
— Как вы можете?! Следить за людьми, за каждым их шагом, даже когда они отдыхают, а потом принимаете серьезный вид и шантажируете. Я знаю, чьи это проделки! Чего вы хотите? Я люблю Игоря и выйду за него замуж. Назло вам всем!
В принципе пока этого мне достаточно, остальные данные я хорошо помню из книги.
— В этом я сильно сомневаюсь.
— Не сомневайтесь!
— Тем не менее сомневаюсь, потому как Игоря Игнатьева уже нет в живых.
Поначалу она не поняла, а когда смысл сказанного дошел до ее сознания, мне пришлось поволноваться. В кухне я набрал стакан воды, в ванной нашел в аптечке нашатырный спирт, привел женщину кое-как в чувство, дал напиться, оставил повестку с вызовом на утро следующего дня и выскочил на улицу. Причем в самый раз, потому что почти одновременно к дому подъехала черная «Волга» и из нее вышел мужчина, встречавший Ингу в аэропорту.
Я вернулся в отдел поздно, однако меня ждали. Я доложил результаты поездки. Начальник согласился, что убитый скорее всего Игорь Игнатьев. Только уверенности здесь недостаточно, нужно документальное подтверждение, а для этого надо ехать к нему на квартиру. Из сочинской «амбарной» книги основные данные известны: Игнатьев Игорь Петрович, 1932 года рождения, холост, художник-фотограф, проживает на Большой Пушкарской улице.
Поехали втроем — молодой оперативник Юра Круглов, Виталий и я. Нашли ночного дворника, поднялись на четвертый этаж. Для порядка несколько раз позвонили в квартиру, разумеется, безрезультатно. Ключ, найденный при убитом, ко входной двери не подошел.
Квартира была однокомнатная. В маленькой прихожей во встроенном шкафу висели коричневое пальто под замшу, бежевая болонья, темный териленовый плащ. В карманах пальто и болоньи не было ничего, кроме разменной монеты и старых автобусных билетов; зато в плаще оказались газета «Черноморская здравница» за четырнадцатое ноября и авиабилет на рейс Адлер — Ленинград за то же число.
На верхней полке шкафа коричневая шапка-ушанка, внизу несколько пар ботинок и два красивых немецких чемодана на «молниях»: в них курортные вещи, белье, туалетные принадлежности. Похоже, хозяин после приезда чемоданы не открывал. В углу одного из них я обнаружил пакет, завернутый в плотную бумагу черного цвета, через которую явственно прощупываются бобины с фотопленкой.