Глава шестнадцатая
“Научный” метод издевательств
И вот я опять стоял на допросе. Передо мной был новый, незнакомый следователь.
Он задал те же вопросы, которые задавали раньше другие.
Но ответов с моей стороны не последовало. Я не видел в этом смысла. И так было понятно, что мне уготовано очередное издевательство.
Но, боль физическую я вынесу. Я так себя настроил. Единственное, чего я боялся, – что не перенесу моральной боли и подпишу любое признание, если при допросе будет присутствовать моя жена, и её при мне начнут истязать. Я молился, чтобы этого не случилось. Это мучило меня ужасно.
Поэтому я был даже рад, когда следователь приказал конвоирам увести меня в отдельную комнату. Я, естественно, получил очередную порцию издевательств. Конвоиры, их было трое, били «научным» методом: чтобы было очень больно, и вместе с тем, чтобы не убить, чтобы мог отлежаться несколько суток, а затем моё тело должно было быть готово получить ещё порцию ударов.
В этот раз избили так, что я вновь потерял сознание. И только после того, как на меня вылили, может быть, ведро холодной воды, я очнулся. Но допрашивать меня было уже невозможно.
Конвоиры оттащили меня в «четырёхместную» камеру и бросили на пол. Бросили так, что я опять потерял сознание. Никто из конвоиров не поинтересовался – пришёл ли я в себя. Когда сознание вернулось, в камере за мной уже «ухаживали» двое сокамерников. Они затащили меня на нары, вытерли кровь с лица.
Николая Ивановича в камере не было, однако вскорости и его тоже привели и бросили на пол.
Вскоре надзиратели вернулись и увели двоих наших сокамерников на допрос. Но, хотя в камере кроме нас с Николаем Ивановичем никого не осталось, и мы могли бы поговорить, разговора у нас не получилось – слишком много сил ушло на допросы с пристрастием. Мы оба были почти в бессознательном состоянии. Мысли в голове еле «тлели». В камере с уголовниками за нами всё же был бы какой-нибудь уход. Здесь же мы были предоставлены самим себе. В голове вертелась мысль: скорей бы всё это закончилось. Сколько суток нам осталось, было неизвестно. Я знал только, что первым должен отмучиться Николай Иванович, а следом за ним и я.
Часа через два в камеру поочерёдно втащили и бросили на пол двоих наших сокамерников. Они были избиты так, что лежали, не шевелясь. И я, и Николай Иванович помочь им никак не могли. Мы тоже лежали избитыми, не в силах сдвинуться с места. Гораздо позже два наших сокамерника зашевелились и поочерёдно взобрались на нары.
Через некоторое время в камеру вошёл арестант, который принёс нам еду. Как всегда, надзиратель очень внимательно за ним наблюдал: передать какую-нибудь записку было бы невозможно, если бы таковая была. Арестант раздал нам по куску хлеба и налил в кружки воды.
Все четверо, кряхтя и охая, присели на нары и начали есть хлеб, запивая его водой. Все ели очень и очень медленно. В камере стояла напряжённая тишина.
В предыдущей многоместной камере всегда стоял шум. Уголовники никогда не соблюдали тишину. Они с некоторым удивлением смотрели на нас, «врагов народа», не понимая, почему мы в камере не разговариваем и между собой и с ними. По-моему, их это даже раздражало – они думали – не говорим от гордости, от презрения к уголовной среде. Если бы они знали истинное положение “врагов народа”…
Я лежал и думал о том, что меня ждёт впереди… Мысли мои путались – голове во время последнего допроса очень досталось. Три зуба были выбиты. Их я сплюнул сразу, в комнате пыток. Палачи были довольны, увидев выбитые зубы.
Глава семнадцатая
Николай Иванович учит
Чтобы отвлечься от действительности и легче переносить боль, я пытался вспоминать «уроки», которые мне преподавал Николай Иванович.
Он говорил:
– Алексей Иванович, я изучал историю создания многих государств, и Западной Европы, и Китая с Японией. И некоторых исламских государств. Многие правители, при зачатках становления своих государств, прошли через жестокость обращения со своим народом: убить десять или сто тысяч своих соплеменников для них не составляло большого труда. Угрызений совести не было. Но в дальнейшем каждое государство, вернее, правители государства, со своими народами обращались бережно. Но с теми, которые были гражданами других государств, обращались жестоко. И убивали, не задумываясь, и превращали в рабов…