Однако руководители нашего государства, государства рабочих и крестьян, не берегли и не берегут ни рабочих, ни крестьян. Особенно сильно, в массовом количестве уничтожают, начиная с 1917 года, людей, которые живут и работают на земле, производят продовольствие для страны. Что мы видели во время гражданской войны и потом, когда она закончилась? У крестьян отбирали всё то, что они вырастили. Кто не отдавал – тех просто убивали. И убивали сельских тружеников только для того, чтобы по карточкам накормить рабочих. Пусть умирает от голода крестьянин, который вырастил своими руками хлеб. Я никак не могу этого понять! А ты, Алексей Иванович, понимаешь? – спрашивал он меня.
– Конечно, я также ничего не понимаю, – отвечал я Николаю Ивановичу.
Глава восемнадцатая
Великий полководец Тухачевский
Я вспоминал Тухачевского, который во главе 100 000 армии уничтожал тамбовских крестьян только за то, что эти крестьяне не хотели отдавать свой хлеб грабителям из так называемых продовольственных отрядов. Как мне повезло, что в этот момент я был из-за болезни помещён в военный госпиталь! Ведь иначе мне пришлось бы участвовать в расстреле этих крестьян.
Я рассказал о Николаю Ивановичу о приказе Тухачевского. С этим приказом я познакомился перед тем, как оказался в госпитале.
Красная армия была не способна воевать с тамбовскими мужиками. Поскольку многие части Красной армии покидали их солдаты – вчерашние крестьяне.
А карательные части чекистов формировались не из крестьян. В них было много иностранцев, в том числе латышей, которым наплевать на страдания русских крестьян. Карателями служили и русские отбросы общества: бандиты, грабители и разбойники. Как я помнил, в этом приказе наряду с другими пунктами были такие как: расстрелу подлежали граждане, которые не называли себя; в селениях, жители которых скрывают оружие, изымаются заложники, они в дальнейшем расстреливаются, если население не выдаёт оружие; если в семье будет найдено оружие, то старший работник семьи расстреливается; также расстреливается старший работник семьи, если в доме найдут бандита, а семья высылается; в случае бегства семьи бандита, имущество отнимать, а дома сжигать. Многие села и деревни были сожжены, крестьяне этих поселений сплошь были “бандитами”, как их называли тухачевцы.
Далее я привел Николаю Ивановичу конкретный пример о том, как в деревне Осиновка Тамбовской области в июне 1921 года крестьяне отказались выдать “бандитов” – восставших крестьян. Тогда руководители карательного отряда арестовали 40 крестьян – заложников, и так как через два часа селяне не выдали восставших, 21 заложник в присутствии схода крестьян был расстрелян. Публичный расстрел, обставленный со всеми формальностями, в присутствии всех членов “пятёрки”, уполномоченных, комсостава воинских частей, произвёл потрясающее впечатление на крестьян. Крестьяне были вынуждены выдать восставших крестьян – дальних родственников и своих односельчан. Аналогичным способом ловили “бандитов” и в других районах Тамбовской области и в других областях России. Я рассказал Николаю Ивановичу и о других случаях расстрелов и издевательств реквизиционных отрядов. Практиковалось систематическое содержание арестованных крестьян зимой в холодных амбарах, применяли порки, угрозы расстрелом. Крестьян, не сдавших полностью продовольственный налог, гнали, обвязанных верёвками, босиком, по главной улице деревни и затем запирали в холодный амбар. Избивали женщин вплоть до потери ими сознания, опускали их нагишом в выдолбленные в снегу ямы… Семидесятилетних стариков привязывали к скамейкам и секли прутьями до крови, только за то, что их сыновья прятались в лесах.
Я продолжал:
– И ведь что случилось дальше. Крестьяне уже не воевали, а тысячные голодные толпы осаждали уездисполкомы и терпеливо ждали помощи. Многие от голода тут же и умирали.
– Получается, что бунты были спровоцированы правителями государства?
– Конечно, – ответил я. – Народ всегда не прав у таких руководителей. Поэтому мы и находимся здесь.
Я вспомнил о раскулачивании. По соседним деревням стоял стон. Шло массовое раскулачивание. Выгоняли, вернее, вывозили крестьян целыми семьями: крепких мужиков, женщин, их детей, стариков и старух. Имущество ссыльных грабилось. Никого не щадили. Грузили в вагоны и вывозили в Сибирь, или на север – в тундру. По дороге многие из них умирали, в основном дети и старые люди.
Мне особенно досталось в деревне за то, что я многих защитил от так называемого переселения. И в районе обо мне из-за этого недобрым словом отзывались. Это тоже способствовало моему освобождению от должности председателя колхоза.