Хотя и смутно, но до меня доходили слухи о создании лагерей, где содержались многие сотни тысяч людей. В стране был создан слой граждан, превращённых в рабов. Да и крестьяне даже из моего колхоза не имели паспортов. Колхозник, не имеющий паспорта, он – не гражданин государства, он – раб…
Глава девятнадцатая
Татаро-монгольский хан
Когда меня притащили в камеру и бросили на пол, я много времени пролежал, не двигаясь. Трое моих сокамерников тоже лежали на полу. Тишину нарушал чуть слышный стон. Кто стонал, я распознать не мог.
Боль была страшная. Мое тело словно превратилось в сплошную рану. Мне было трудно определить, что болело сильнее: голова, спина, живот, ноги или руки. Мне казалось, что у меня болят мозги, но этого просто не могло быть, но… мозги болели. Мне хотелось быстрее забыться, уснуть. Наконец, я заснул.
И мне приснился сон.
Мои руки связаны, в спину меня толкают четверо воинов. Оглянувшись, я вижу, что это не воины, а следователи. Именно они поочерёдно избивали меня в первый день ареста. Они толкают меня острыми пиками и заставляют подниматься вверх к татаро-монгольскому хану, который сидит высоко на золочёном троне. А трон поставлен на самую верхушку пирамиды, построенную из черепов. По бокам трона стоят два татарина-телохранителя и держат в руках кривые сабли. Сзади хана стоит слуга с опахалом. У подножия высокой пирамиды также стоят татары-стражники: в одной руке у них – кривая сабля, в другой – блестящий металлический щит.
Самоё страшное – это черепа. Я должен по черепам подниматься к хану. Я наступаю на черепа и… О, ужас!!! Это уже не черепа, а человеческие головы, и они живые. Я наступаю на голову, а ее глаза смотрят на меня. Каждый шаг даётся с большим трудом. Ноги не слушаются меня. Я медленно поднимаюсь к вершине пирамиды. И вдруг замечаю, что это не просто живые головы, а каждая голова – голова Николая Ивановича. Глаза Николая Ивановича моргают, губы чуть шевелятся, он что-то говорит. Я слышу: “…иди, не бойся наступать на меня. Я мёртв. Мне отрезали голову по приказу татарского хана”. Я не могу идти дальше, не смотря на то, что в мою спину упирается острие пики. Голова моя наполняется ужасом, ноги подкашиваются. Я падаю, скатываюсь вниз, и … просыпаюсь. Сердце у меня так бьется, словно хочет выскочить из груди.
Я оглядываюсь и вижу, что все еще лежу на полу. Вспоминаю последний допрос. Тело моё по-прежнему наполнено болью.
Через некоторое время все сокамерники, и я в том числе, зашевелились и медленно, без посторонней помощи взобрались на нары.
Глава двадцатая
Очередной допрос. “Христовая” комната
На очередной допрос меня повели после того, как конвоиры убедились, что я могу самостоятельно двигаться и меня не надо тащить. После очередных побоев я лежал целые сутки без движения. Потом, с большим трудом начал потихоньку вставать, преодолевая боль во всём теле. Но ходил очень медленно. Всё время кружилась голова. Николай Иванович и двое других сокамерников выглядели не лучше. Так что двое суток нас на допросы не водили. Но вот наступило очередное утро, и двое конвоиров вновь повели меня на допрос.
Следователь опять был новым. Я недоумевал, почему менялись следователи. Моё дело лежало перед ним. Он пробежал его глазами, потом взглянул на меня и спросил:
– Ну, Иванов, как самочувствие сегодня? Отдохнул пару деньков? Ты, Иванов, почему такой непонятливый? Тебя учат, учат, а ты уроки не усваиваешь? В чём дело? Ты будешь отвечать на мои вопросы?
– Я буду отвечать на Ваши вопросы, гражданин следователь, – сказал я.
– Тогда назови, Иванов, фамилию ленинградца, с которым ты встречался во время поездки? – задал мне вопрос следователь.
– Гражданин следователь, – начал я отвечать. – Я в Ленинграде ни с кем не встречался, кроме родного брата, просил его найти мне работу, так как моя семья большая, а деньги в дом приносит только жена. Но денег за её работу дают очень мало. Мои дети всё время голодные.
– Иванов, ты опять почему-то не отвечаешь на прямой вопрос – сказал следователь. – Тебе непонятен вопрос? Повторить?
– Гражданин следователь, – ответил я, – мне нечего сказать. Я не знаю никакого ленинградца, я ничего противозаконного не делал.
– Хорошо, Иванов, – сказал следователь, посмотрев на меня не добрым взглядом. – Тебе будет предоставлена ещё одна возможность подумать, перед тем, как тебя отправят в Ленинград для вынесения окончательного решения по твоему вопросу. Но ты должен знать, что там не оправдывают. Учти это, Иванов.