— На работе предложили повышение. Буду третьим в бухгалтерии.
— Так значит все ясно, так ведь?
— Скажем так.
Допили пиво, пожали руки и разошлись в разные стороны.
— Пока, Гизер.
— Держись, Оззи Зиг.
Тук-тук.
Открываю штору в гостиной и вижу на ступеньках странного длинноволосого парня с усами. Это что же, на фиг, дежа вю? Но нет. Несмотря на волосы и усы, это не Гизер. Выглядит скорее как бомжара. Рядом стоит еще один тип. Тоже с длинными волосами, над верхней губой усы размера кинг сайз. Чуть повыше и немного мне напоминает. Нет, это невозможно. Это не он. За ними во дворе стоит старый голубой «коммер» с большой ржавой дырой в крыле и едва различимой надписью на боку: «MYTHOLOGY».
— Джон! Ты откроешь дверь?!
— Иду, иду!
Со времени моего ухода из «Rare Breed» прошло несколько месяцев. Мне стукнул двадцатник и я оставил всякую надежду на то, что когда-нибудь стану певцом или вырвусь из Астона. Ну, есть у меня аппарат. Что с того? Ничего у меня не выйдет! Я убеждал себя в том, что нет смысла пробовать, все провалю — так же как провалил школу, работу, все, за что брался.
«Хорошенький из тебя певец! — повторял я себе — Да и на инструментах играть не умеешь. На что ты рассчитывал, парень?» Дом под номером 14 на Лодж Роуд превратился в Безнадёга-Сити. Я даже поговорил с мамой на предмет моего возвращения на завод «Лукас». Она должна была сказать, что из этого получится. Хозяина «Ringway Music» я попросил снять мое объявление. Оззи Зиг — что за дебильная кличка! Тут Гизер был прав. Поэтому я удивился, когда в девять вечера во вторник передо мной стояли два патлатых типа. Кореша Гизера? Что у них общего с «Rare Breed»? Ерунда какая-то!
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук.
Открываю дверь. Неловкая пауза. В конце концов, тот, что пониже и бомжеватого вида, спрашивает:
— Это ты, Оззи Зиг?
Не успел я ответить, как тот, что повыше наклонился и посмотрел на меня внимательно. Я мгновенно его узнал и остолбенел. Он тоже узнал меня и прорычал со злобой в голосе:
— А, твою так. Это ты.
Глазам своим не верю. На пороге стоит Тони Айомми, красавчик из школы на Бирчфилд Роуд, на год старше меня — тот самый, который принес на Рождество в школу электрогитару и наделал столько шума, что учителя озверели. Не видел его пять лет, но немного слышал о нем. По окончании школы он стал в Астоне человеком-легендой, все дети его знали, и если хотели играть в группе, то только вместе с Тони. Увы, он был обо мне иного мнения.
— Пойдем, Билл! — говорит Тони бомжеватому. — Потеря времени, да и только.
— Подожди-ка! — отвечает Билл. — Что это за тип?
— Вот что я тебе скажу: никакой он не Оззи Зиг и никакой он не певец. Этого идиота зовут Оззи Осборн. Валим отсюда!
— Подождите минутку — встряю я в их разговор. — Откуда вы знаете этот адрес? Откуда слышали про Оззи Зига?
— «Оззи Зиг ищет группу» — говорит Билл и пожимает плечами.
— Я же сказал им снять это чертово объявление еще несколько месяцев назад!
— Ну, иди, поговори с ними, еще сегодня там висело.
— В «Ringway Music»?
— На витрине.
Прикидываюсь равнодушнным.
— Тони! — говорит Билл. — Может, дадим ему шанс? Мне кажется он парень нормальный.
— Шанс?! Ему?! — у Тони лопается терпение. — В школе он был клоуном. Я не буду играть в группе с долбаным кретином!
Ничего умного мне в голову не приходит, я стою, опустив голову.
— Бедные не выбирают, Тони — прошептал Билл. — В противном случае нас бы здесь не было, правда?
Но Тони только фыркнул и пошел к фургону. Билл качает головой, будто хочет сказать: «Прости, старик, тут уже ничего не поделаешь». Так бы все и закончилось, если бы что-то не бросилось мне в глаза: правая рука Тони. Наверняка, пострадала в несчастном случае.
— Е-мое, Тони! Что с твоими пальцами, чувак?
Оказалось, что не только меня выбрасывали с работы как мусор, с тех пор как в возрасте 15 лет я распрощался со школой. Когда я травился испарениями на обезжиривающей установке и портил себе слух на настройке автомобильных сигналов, Тони познавал таинство обработки металла — был учеником слесаря. Позже он мне рассказывал, что его наука сводилась к обучению электросварке.
А электросварка — это исключительная опасная хрень. Самой большой опасностью является ультрафиолетовое излучение, которое может прожечь кожу или глаза. Можно умереть от удара током или отравиться антикоррозионной хренотенью, которой обрабатывают металлические листы. Во всяком случае, днем Тони занимался сваркой, а по вечерам в поисках удачи объезжал клубы с группой «Rocking Chevrolets». Он был талантлив, а оттого, что постоянно шлифовал номера Чака Берри, Бо Диддли и Эдди Кокрена, начал шпарить, как сукин сын. В конце концов, его заметил какой-то агент и предложил ему профессиональное выступление в Германии. Тони решил бросить работу на заводе. Подумал, вот она, удача.
А тут-облом.
В последний день ему поручили заменить парня, который не вышел на работу. Стальной лист перед сваркой нужно спрессовать и нарезать — именно это и должен был делать Тони. До сих пор не знаю точно, что там случилось: то ли Тони слабо знал прессовочный станок, то ли он был поломан, а может что-то другое. Во всяком случае, этот огромный блядский металлический пресс отрубил ему подушечки двух пальцев правой руки: среднего и безымянного. Тони был левшой и этими пальцами брал аккорды. Даже сегодня меня пробирает дрожь от одной только мысли об этом. Представьте себе, как это должно было ужасно выглядеть: полно крови, крики, люди в спешке ищут на полу подушечки пальцев. А в больнице Тони сказали, что он никогда не сможет играть. В течение нескольких месяцев он посетил многих специалистов, но все твердили одно: «Выкини из головы рок-н-ролл, сынок! Забудь, найди себе другое занятие!» Бедняга, наверняка подумывал «сливать воду». Это было для него так же страшно, как для меня простреленное горло.
После случившегося Тони надолго погрузился в страшную депрессию, хорошо хоть по утрам вставал с кровати. Но однажды его старый наставник с завода принес пластинку бельгийского цыгана Джанго Райнхарда, джазового гитариста, который лабал солешники, хотя аккорды мог брать только двумя пальцами, остальные были обожжены.
Тогда Тони подумал: «Ну, раз у старика Джанго получилось, выйдет и у меня».
Сначала пробовал играть правой рукой, но ничего из этого не вышло. Вернулся к левой и начал брать аккорды двумя пальцами, но это его не устраивало. Наконец, он придумал, что нужно сделать. Расплавил пластиковую бутылку из-под «Фэйри» и сделал два наперстка на поврежденные пальцы. Отшлифовал их, пока те не приобрели форму и размер кончиков пальцев. Позже приклеил поверх маленькие кожаные чехольчики, чтобы было удобно прижимать струны. Ослабил натяжение струн, благодаря чему не нужно было их сильно прижимать.
С тех пор он начал учиться играть с нуля, хотя чувства в пальцах не было. До сих пор понятия не имею, как ему это удалось. Куда бы не собирался, Тони берет с собой пакет с наперстками и кожаными чехольчиками собственного изготовления; паяльник всегда под рукой, на случай если нужно что-то подправить. Если говорить о технике игры, меня поражала его целеустремленность. Поэтому у меня к Тони Айомми — огромный респект и уважуха. Кроме того, считаю, что тот случай удивительным образом помог ему; когда он научился играть заново, то создал свой собственный неповторимый стиль, который никто не смог скопировать. Черт возьми, а ведь пробовали многие!
После того происшествия Тони связался с группой «Rest», но без особого энтузиазма. Он думал, что вся шумиха по поводу «бирмингемской волны» — это чепуха и хотел свалить. Поэтому когда группа «Mythology» предложила ему прослушивание в Карлайле, его как ветром сдуло. Даже вокалиста из «Rest» с собой прихватил. Когда типы из «Mythology» увидели этот дуэт в действии, накинулись на них как коршуны. Через несколько месяцев из группы ушел барабанщик. Тони позвонил в Астон своему старому знакомому Биллу Уорду, а того не нужно было долго уговаривать.