Но стоит заметить, что писательство вполне пригодно для нищего человека, так как для писательства нужна лишь бумага и пишущая ручка, а это недорогие предметы. Данную антимеркантильную деятельность я избрал для себя верно, именно с этого начался мой творческий жизненный путь. Однако идеализации себя во мне нет. Мои друзья до сих пор вспоминают тот день нашего общего детства, когда я просил с них пятьдесят копеек за прокат моего велосипеда, за круг по стадиону, такая дурная идея посетила меня в тот день, и все запомнили этот мой жадный порыв. Но в жизни своей нужно меняться и исправлять свои ошибки. Своею взрослой жизнью я эту подлость исправил, так же, как свои сильные половые желания я исправляю романтикой и философствованием о собственной девственности, подобно тому, совершая в детстве насилие, удары, толчки, пинки, сейчас я говорю о пацифизме и о непротивлении. В своей жизни я совершил немало глупостей, как в детстве, так и в подростковом возрасте. Но тем я и лучше многих, что я изменился, стал жить иначе, когда другие остаются прежними, становясь с годами только хуже. Так происходит по той банальной причине, что люди стремятся жить по безнравственным правилам природы, а значит деструктивно, вместо того чтобы идти наперекор борьбе за материальные ценности, или скорее излишества. Я же в свой черед создаю ценности, за создание которых я прошу только то малое, что необходимо мне для пропитания и не более того. Впрочем, я уже достаточно коснулся данной темы, и пришло время вспомнить все этапы моего творческого пути, о том времени, когда я делал первые штрихи. Речь далее пойдет о моей гениальности.
Гениален я, не потому что я обладаю некими сверхспособностями, сверхзнаниями, или сверхталантами, напротив, мои знания и таланты вполне обыденны, хотя я и считаю, что создаю новую литературу. Я гениален, потому что я мог бы оставаться тем глупым двоечником, каким я был, не стремящимся ни к чему умному, однако примерно в семнадцать лет я решил измениться, пожелал узнать, в каком мире я живу, какие имеются знания о мире, и каково будет мое уникальное мировоззрение. Я стал много читать, я начинал с нуля. Мои первые тексты были крайне слабыми, мой словарный запас был скуден. Мне думается, что современные подростки знают больше слов, нежели чем я в свои семнадцать-восемнадцать лет. Именно мой выбор оказался гениальным, так как всегда проще человеку оставаться в тупости, жить подобно животным: есть, спать, лениться, размножаться или имитировать размножение, попутно развлекая себя разным не слишком умным контентом. Но я пожелал себе сложной жизни, не похожей на любую другую жизнь, однако насколько протестной она сложится, то я и вообразить не мог.
Когда я учился на художника-оформителя, дома я писал тексты для песен, это не были стихи, скорее то были романтические фантазии и рассуждения, ведь именно тогда я впервые влюбился, когда мне было пятнадцать лет. В сегодняшнем своем возрасте я понимаю, что я всегда влюблялся в девичью красоту. Еще в детском саду я влюбился в самую красивую девочку, затем в школьные годы влюблялся, и то, что я влюбился, будучи в лицее, было неизбежно. Я влюбляюсь в одну, влюбляюсь в красоту. Я поклонник женской красоты, с малых лет и до седин им останусь. Та лицейская влюбленность продлилась десять лет. Впрочем, я вспоминаю о ней, и по сей день.
Красота меня вдохновляла, однако в детстве я чувствовал, но не мог выразить свои чувства. Став взрослее, я нашел способы творчески выражать свои чувства и эмоции. Оказалось, что можно словами пытаться рассказать о своей любви, можно описать красоту девушки, в которую я влюблен. Кто знаком с моими текстами, тот знает, что я вдохновлялся даже красотой девушки, которую я видел мельком, всего несколько секунд. Я так устроен, что женская красота меня волнует, о красивых девушках я хотел писать, тогда, как многие другие мне были малоинтересны. В тех своих первых романтических сочинениях, я уже показывал себя как интроверт, потому что я всё время рисовал образ влюбленной пары: она красива, а он поэт, они только вдвоем и больше им никто не нужен. Меня привлекало это создание маленького мирка для двоих. Герои моих текстов всегда были несчастны, видимо, покуда не побеждена смерть, всякая любовь конечна. Во мне уже тогда проявилась тяга к трагичности, осознание мирового пессимизма. И может быть, поэтому моя любовь оказалось печальной. Вот красота, вот мои чувства к ней, но история эта трагична, ведь красота однажды угаснет, как и мои чувства однажды погаснут. Истории не могут быть счастливыми, потому что жизнь несчастна. Чтобы обрести счастье, необходимо нечто большее, чем красота и чувства. Однако именно трагедия закаляла мой талант. Ныне мне более всего на свете интересна красота нравственности, добродетельность притягательней женской красоты. Но в свои юные лета я был примитивен во всем. Те тексты я впоследствии сжег, много тетрадей и распечаток, но их мне нисколько не жалко, они были плохо написаны и они были не просто трагичны, а чудовищно трагичны. Перечитывать сейчас я бы их не стал. Нужно оставлять после себя только что-то действительно важное, что еще может быть, кому-то пригодится. Те романтические тексты были началом, я учился простому соединению слов. Словосочетание – вот чему я научился в первую очередь, ведь тогда мне это казалось трудным делом. Тогда для вдохновения мне нужны были лишь мои собственные романтические чувства и романтическая музыка на фоне.