— Да выделим тебе курева, нешто без понятия⁈ Сам таким был!
— Да бросаю я, Митяй. — Поделился я наболевшим и выстраданным. — Раз уж сюда попал, на воле то тяжелей будет бросить.
— Кому как, — не согласился тот и уточнил. — давно куришь то, что так страдаешь?
— Лет тридцать, — глубоко вздохнул я, настроившись на безоговорочную победу над пагубной привычкой. — сколько себя помню!
Митяй закатился со смеху от моей непосредственности и приотстав от вышедших из палаты, залез в свою тумбочку и презентовал горсть карамели, подушек дунькина радость, когда-то щедро обсыпанных какао порошком, а сейчас безнадёжно слипшимися в монолитный ком: «Вот, самое то, как захочешь курить, метни конфетку, отвлекает. Семечки ещё хорошо, но чего нет, того нет» — развел он руками, словно извиняясь, что не припас на такой случай. Проникновенно поблагодарил, с его стороны это и так достаточно щедрый жест — передачек то ни ему, ни его товарищу никто не носит, как я успел понять. Тут же отколупал одну конфету и закинул в рот — и впрямь, полегче стало, курить конечно тянет, но терпимо. Спасибо реципиенту, не так сильно баловался никотином (или не так давно), нет такого неодолимого желания закурить.
Время до ужина скоротали за картами, благо — на сытое брюхо. Литературы никакой в палате не наблюдалось, так что только подкидной, альтернатива — созерцание потолка или побеленных извёсткой стен, спать двадцать четыре часа в сутки невозможно. В столовой, ознакомившись с содержимым тарелки — слопал чутка синеватое картофельное пюре с котлетой, по ощущениям — состоявшей наполовину из хлеба. Несмотря на огульное обвинение Степана — оказалось съедобно. Ну или мне такой молодой и прожорливый организм достался, что не вкинь в топку, всего мало окажется.
К вечеру мужики подозрительно зашевелились. Уж я то такие моменты на раз просекаю, надо ко сну готовиться, а они шушукаются и в каком-то оживленно-возбужденном состоянии находятся. Словно где-то припрятали пару бутылок и в нетерпении кружат, улучая момент, когда можно накатить, не привлекая внимания. Нормальные у них тут порядки, Степан с засапожником, пьянка намечается, вот тебе и режимное учреждение. Дальнейшие события мои подозрения подтвердили, Митяй, потирая руки — ободрил Степана и вольноопределяющихся:
— Скоро, мужики! Сейчас в восемь санитары сменятся, дежурный врач с медсестрой в кабинете закроются, а на выходные присмотр спустя рукава, тогда ближе к ночи и заварим чифира! Отблагодарим вас за харч!
— И таблеток на всех хватит! — С гордостью добавил Мишка.
Вовка, как более умный из будущих воинов советской армии — засомневался, стоит ли оно того. На что Митяй ему авторитетно заявил, что как он собрался служить, если был в дурдоме и не чифирил, ни таблеток не пробовал. Однополчане же засмеют! Ну а Степан, уже не в первый раз, как я понял — переспросил, что точно ли от этих таблеток с чифиром опъяниться можно, да так что ни выхлопа не будет, не похмелья и получив утвердительный ответ — стал нарезать круги по палате.
Меня, как малолетнего — на этот праздник жизни не позвали, впрочем — я и сам бы отказался. Жрать непонятные таблетки, выменянные у дурачков с диагнозами за сигареты и запивать их крепчайшим чаем — эта романтика не по мне. По крайней мере, не настолько ещё обрыдла действительность, чтоб убегать от неё таким образом, безвозвратно гробить при этом печень. С риском попасться администрации, не, тут без меня!
После восьми вечера и впрямь, и до этого не сильно оживленная дурка стала успокаиваться. Пока не привезли какого-то буйного, который принялся оглашать криками покой готовящегося отойти ко сну заведения: «Зорька! Зорька! Зорька моя!!!» — безутешно надрывался новый постоялец.
— Сейчас угомонят, в карцер и на вязки! — С надеждой проговорил Митяй, извертевшийся в ожидании запланированного мероприятия.
— Так идите и варите, — не понял я его телодвижений. — вы же в туалете на дровах собрались чифир кипятить? Сейчас точно не до вас санитарам будет.
— Соображаешь! — Уважительно отдал дань моим аналитическим способностям Митяй и скомандовал собираться и выдвигаться.
Сейчас нажрутся колес, будут мычать и слюни пускать, пока не уснут. И этого крикуна угомонят, хоть спокойно высплюсь. Вот с такими мыслями я отправился с ними в туалет, умыться перед сном, да и так, для общего развития — посмотреть, как и чем они упарываться будут. Еле успел умыться, как в туалете запахло дымом, несмотря на распахнутое насквозь окно.