Полчаса ходьбы, по подушке из мха и мимо кривых низкорослых деревьев и вот мы в лагере. Две палатки, на удивление — синтетика, а не брезент. Да и дизайн намекает на заграничное производство. Хорошо живут! Встречали нас три человека, водитель, без лишних слов — кивнул на нас, развернулся и скрылся в обратном направлении. Самый высокий из встречающих, чем-то похожий на Андрея, такой же длинный и блондин с выгоревшими соломенными волосами, лет на десять постарше — шагнул к дядьке, раскинув руки:
— Андрюха! — Тут же кивнул на меня. — Имя мое не знает Ванька твой?
— Никак нет, командир, как и сказал!
— Вот и хорошо! — С удовлетворением заключил тот и подошел ко мне, протянув руку — Здорова, Ваня! Зови меня Командир, без имен обойдемся. А это Полковник и Майор!
Обменялись рукопожатиями, судя по всему, и невысокий темноволосый крепыш Майор, подстриженный под машинку, с явственно проступившими залысинами (этот был самый старший, лет под сорок), и жилистый живчик Полковник — дядьке не были знакомы.
— Боишься, Вань, на? — Неожиданно участливо спросил Майор и тут же обратился к товарищам. — Я же вам говорил, на, нормальный он парень, трезво ситуацию оценивает, на. Излишне эмоционально излагает в письменном виде, зато не без художественной ценности, на. То что эмоции, лишнее подтверждение правдивости случившегося, впрочем, мы уже сами согласились с этим, поэтому и здесь, на.
— Мы тоже, Вань, боимся! — Поддержал его Полковник. — Ничего не боятся только идиоты, а в армии такие не задерживаются, вопреки стереотипам. Особенно во время боевых действий. Что, командир, покормим гостей вначале с дороги, или?
— Или, — тут же ответил Командир. — он уже обоссался и обосрался, сутки почти скулит над душой, сразу вопрос решим, потом уже есть, пошли.
Вся троица двинулась за палатки, мы с Андреем за ним, дядька при этом растерялся и виновато оглядываясь на меня, стал нашептывать командиру:
— Он же пацан ещё, командир! Может не надо⁈
— Надо, Андрей, надо! Да и какой он пацан, ему сорок пять на самом деле! Вот вы да, действительно пацанами желторотыми прибыли, а этого сейчас посмотрим. — Командир, в отличие от родственника, голос не снижал. — А, Вань, как насчет самому разобраться с одним из тех, про кого ты с такой злобой писал⁈
Их кустов, к которым нас подвели, и впрямь — доносилось поскуливание и повизгивание, полковник с майором с двух сторон подняли связанное тело и сдернули с головы мешок.
— Ыыы, ыы… — Испугано мычал в их руках подгибающий колени пленник.
В котором я, присмотревшись и протирая глаза от изумления, с большим трудом признал одного из того персонажей, о которых и писал Равилю. Я эту рожу ни с чьей не перепутаю, пусть он и выглядит всего лет на тридцать. И почему-то сразу вспомнил свою младшую, не Сашку, а ту, из прошлой жизни.
Как я безуспешно пытался её усыпить, чем-то расстроенную, какими-то своими детскими переживаниями и обидами, которые для ребенка всерьёз и по настоящему — и никак не получалось. И сказку ей пытался рассказать, и разговорить, потом уже спросил, отчаявшись: «Чего же ты хочешь⁈» Лет пять ей наверное было, не больше. «Пряничка хочу!» — ответила она тогда и вновь залилась слезами. Мне тогда около двенадцати было, а вот пряничков нигде не было. Я тот случай запомнил на всю оставшуюся жизнь, потом то наладилось, и пряники появились, и конфеты, и шоколадные батончики. А чувство бессилия, что не можешь дать маленькому ребенку какой-то сраный дешманский пряник, потому-что в магазинах нету ничего — всю жизнь потом подспудно преследовало. Я потом и племянникам никогда и ни в чем не мог отказать, потому что сразу сестренку вспоминал…
А здесь и сейчас — передо мной один из прямых виновников многочисленных бед и испытаний, выпавших на долю России. И что-то мне безошибочно подсказывает, что его то пряниками никто кормить не собирается. И пахнет от него, того — без всякого снисхождения лежал.
— Ну здравствуй, Нанатолий! — Руку словно судорогой свело, когда я шагнул к нему.
— Стой, на вот, держи! — Остановил меня командир и сунул в руки нож.
Я с недоумением посмотрел на лезвие в руке, растерялся и отступил назад.
— Как нож, зачем⁈ Нельзя так… — Пробормотал я в растерянности и разжал руку.
Клинок выпал на мох, а в глазах держащих связанного майора и полковника промелькнуло разочарование наполовину с презрением, что ли. Командир молнией наклонился, подхватив лезвие за рукоятку, обтер о штанину и сплюнул в сторону. Они что, подумали, что я пожалел вот это⁈