Слава богу, что развитие общества ещё не дошло до той стадии, когда любая дискуссия скатывается в обсуждение (и в зависимости от участников — либо в осуждение, либо в поддержку) пидарасов. Закончили на евреях, после чего, немного помолчав, Командир выдал:
— Как же вы так всё умудрились просрать, Ваня⁈
— Кто, мы⁈ — От такого наезда я не сразу нашелся, что ответить. — Да мне одиннадцать лет было, когда СССР развалился! Мы всей школой ходили в эйфории, что вот-вот и заживем! Демократия настанет и свободный рынок, все в джинсах будем ходить! Как-то не по кайфу было, когда раз в месяц по талонам жалкие крохи сахара давали и в магазине ничего не было, я потом всю оставшуюся жизнь этот сахар как не в себя жрал, в детстве не хватило! Это вы просрали, что-то коммунисты и партийные не встали дружно против развала союза! Ну, не считая этих, в девяносто первом, ГКЧП которые. Но там всё больше напоминало оргию импотентов, собраться собрались, а ничего не получилось…
— Молод ты ещё, на, нас учить, на! — Начал было майор, потом спохватился, выматерился и сказал, остывая. — Ладно, сейчас то зато знаем прикуп, по другому сыграем!
— Я бы особо не полагался, на то, что всё пойдет по старому сценарию, — неожиданно «обрадовал» всех Командир. — с появлением Ваньки началось расхождение, если верить нашим умникам и дальше больше. Начиная с ансамбля этого, как его, «Явь и Навь» и кончая нами. Ну и этот ещё, не к ночи будь помянут. — Он кивнул в сторону болота. — И мы замахнулись на развертывание и организацию общественного движения, под эгидой прошедших Афганистан и бывших военных, а это так аукнуться может…
— У нас тоже были эти объединения афганцев, — буркнул я. — только они особого влияния на происходящее не оказали. Вот в криминале да, были замешаны, в локальных конфликтах отметились в первых. С обеих сторон причем. А, вспомнил, громкое дело было, взорвали на кладбище афганцев во время похорон другого, убитого из-за дел фонда инвалидов…
— А говорил, что не помнишь ничего! — Заинтересовался полковник. — Давай с этого места подробней!
— Да действительно не помню! — Принялся я отнекиваться. — И эти то детали знаю только благодаря тому, что в колонии пересекался с одним из фигурантов того убийства, ему двадцать пять накинули. Какие-то там Радчиков и Лиходеев были, рамсили из-за налоговых льгот, положенных фонду инвалидов Афганистана. Тогда несколько таких шарашкиных контор были, что деньги отмывали и могли без пошлин ввозить товары из-за бугра, афганцы, спортсмены какие-то и РПЦ, и везде разборки были, с трупами и спецэффектами. Но мой знакомый лагерный о деталях не распространялся, вообще говорил, что невиновен и не при делах, оговорили. Лагерь у нас был такой, девяносто процентов либо по беспределу чалились, либо подставили. Я и сам то ни за что попал…
— В смысле, ни за что? — Удивился доселе молчавший Андрей. — В милицию просто так не попадают! Давай, рассказывай!
— Ой, да всего лишь оказался не в том месте и не в то время. Не хватило денег на месте откупиться. Зато лагерь у нас красный был, не черный и не зелёный, УДО за двести косарей получилось сторговать. Год за двести! И вообще, у нас давно уже полиция…
Странно, чего их так переименование милицию в полицию зацепило, нормально же общались! А тут аж вскинулись от возмущения, Майор вообще высказался:
— Подогнать установку с ракетной системой залпового огня к Беловежской Пуще в декабре девяносто первого и жахнуть!
— А чо, вы и так можете⁈ — Обрадовался я. — А чо так долго ждать, давайте раньше жахнем!
— Всё бы вам жахнуть! — Командир наш порыв почему-то не поддержал. — Ты, Иван, вообще к сожалению, слегка на голову кривой оказался, а мы на тебя планы строили…
— Чо это я кривой⁈ — Обиделся я. — У меня и справка из диспансера есть, что я нормальный! А чо за дело?
— Да хотели тебя к политике привлечь, как молодое и талантливое дарование, — разоткровенничался Командир. — язык у тебя подвешен, демагогии обучен. А у тебя такие наклонности оказались, то палкой забить, то вообще, по площадям отработать…
— Да! — Тут же согласился я. — У меня только черепно-мозговых зафиксированных семь, мне нельзя в политику!
Расстались с Командиром, Полковником и Майором практически друзьями. Я, получив клятвенные заверения, что не будут меня вовлекать в общественно-политическую жизнь — с радостью согласился всячески способствовать пополнению копилки знаний о том, что произошло в моем будущем. Да попросили книгу написать, без выдумок и прикрас рассказав про мои девяностые, не акцентируя внимания на политических деятелях, зато изнанку жизни показать как было — задержки зарплат, нищету и разруху, разгул преступности.