— Мы можем на этом остановиться?
— Почему тебе так трудно сказать три хороших вещи о себе?
— Я родился прекрасным. Вот почему. Как вам это?
— Но это так и есть, — тепло улыбнулся Адам. И Рафаэль тоже улыбнулся. Шарки вовсю забавлялся происходящим. Да уж, это было чертовски смешно.
— В моей жизни есть смысл, — прочитал я еще одну фразу.
— Это так.
Я закончил свой Разбор с:
— Физически я в норме. Эмоционально — в раздрае. И духовно — тоже. Простите, но это печальная правда. — Ради бога, следующий. Как же я ненавижу Разборы. Такое ощущение, что я нахожусь на каком-то дрянном телешоу. И самое печальное, что если бы так оно и было, то нашлись бы люди, которые бы с удовольствием это смотрели. Мир на самом деле шизанутый.
После Разбора Рафаэль достал нарисованную им картину. Настало время обсудить наше творчество или списки, которые мы ведем. Мы должны получить отзывы на них или что там нам еще нужно. Как будто я знаю, что мне нужно.
Мне очень понравилась картина Рафаэля. Этот парень не халтурщик. Он рисовал не абы как, и его картина действительно о чем-то говорила. Она настоящая. На ней небеса глубокого синего оттенка, какие бывают ближе к ночи, но звезд еще нет. И на ней монстр, почти занявший все небо, готовый наброситься на маленького мальчика, читающего книгу. Боже, от его картины у меня все внутри перевернулось. И он что-то еще написал внизу, и слова вписывались в картину, становясь ее частью, и мальчик как будто на них сидел.
Адам поставил картину в середину, и мы все притихли, рассматривая ее, изучая.
— Ты прочтешь это для нас? — спросил Адам Рафаэля.
И Рафаэль прочитал:
— Я слышу предупреждающий шепот: в этой комнате монстр. Шепот переходит в крик. Мир полон безумцев. Я могу это доказать. Я озираюсь. Комната пуста, как и мое сердце. Оно было полно, мое сердце, но это другая история. Здесь нет никого. Может быть, нет и меня. Я могу доказать, что есть безумцы, но не могу доказать, что есть монстры. Кто же предупреждающе шепчет? Прислушайтесь — падают небеса. Может быть, монстр снаружи ждет лишь того, когда я выйду за дверь? Может быть, он уже поглотил небеса. Что ему нужно от меня? Он хочет меня напугать? Дело в этом? Но мне не нужен для этого монстр — я родился со страхом в душе. Может быть, монстр живет в книгах, которые я читаю? Одна из книг о геноциде в Руанде, другая — о мальчике, которого изнасиловали. Кому нужны монстры?
Его слова рвали мне сердце. Рафаэль как будто читал их для меня. От его голоса и интонации, я не знаю, я словно внезапно куда-то начал удаляться, и мне это не понравилось, потому что то же самое было с мамой, и я заставил себя оставаться в комнате вместе со всеми. Я не отрываясь смотрел на картину Рафаэля, вполуха слушая других, думая о ней, как вдруг до меня донесся вопрос Адама:
— Что ты видишь на ней?
Не ответив ему, я взглянул на Рафаэля и спросил:
— Этот мальчик ты или я?
Не знаю почему, но я плакал. И ненавидел себя за это. Плакал и бил, бил себя кулаками в грудь, пока кто-то не обхватил их, удерживая в своих ладонях, дожидаясь, когда я расцеплю пальцы. И тогда я почувствовал, что меня держат за руку, и услышал голос Адама:
— Я вижу тебя, Зак. Я тебя вижу.
Но я не знал, что это значит.
Может быть, это все сон. Плохой сон. Однако у Рафаэля такой прекрасный голос, что может, сон и не такой уж плохой. И у Адама голос добрый. И меня все не отпускала мысль: у кого-то есть собака. Что есть у меня? Сны, которые я хочу забыть. Два соседа по комнате — Шарки и Рафаэль. И монстр, и психотерапевт по имени Адам. Что случилось со мной, что я не могу иметь собаку, как нормальный человек?
И я не мог перестать плакать.
— Мне нужно задать тебе один вопрос, Зак. Разрешаешь?
Надо было перед приходом сюда покурить. Но вот он я, смотрю в глаза Адама, обычно синие как море, а сегодня зеленые, как листва, и думаю о его глазах. Так же, как о глазах Рафаэля и глазах мистера Гарсии. Что у них за глаза такие, что заставляют меня думать о них?
— Зак?
— Да?
— Куда ты уходишь мыслями, как сейчас?
— В общем-то, никуда.
— Тогда о чем ты думал?
Так я ему и скажу, что думал о его глазах.
— Ни о чем важном.
— Все важно.
— Как скажешь. — Адам прекрасно распознавал в моем голосе «мне все до лампочки».
— Ответь мне на один вопрос, Зак.
— Хорошо.
— Что ты помнишь о том, как появился здесь?
— То есть?
— Ты знаешь, почему ты здесь?
— Кажется, все вокруг считают, что я должен быть здесь.