Мы оба рассмеялись.
— Завтракал?
— Я не голоден.
— Ты должен есть, милый.
— Не хочу.
— Заканчивай с этим.
Я затянулся.
— Ты прямо как мамочка, — сказал я. — Принуждаешь меня вовремя есть.
— Я тебя ни к чему не принуждаю. К тому же немного материнской заботы тебе не помешает.
— Думаешь?
— Да, думаю.
— Значит, теперь ты — часть моей терапии?
— Конечно, дорогуша. Разве тебе никто не говорил, что мы все — часть терапии друг друга?
— Может быть, именно поэтому мы все не в себе.
— В этом ты, милый, пожалуй, прав.
Милый. Мне нравится, что Джоди так меня зовет.
— Славная улыбка, — сказала она, — очень славная. Давай гаси свою сигарету и идем посмотрим, не происходит ли за завтраком чего-нибудь захватывающего.
За завтраком всегда кто-нибудь скандалит или выкидывает какой-нибудь фортель, или психует, или рыдает, или кричит, или вытворяет что-то в том же духе. Завтрак тут почему-то считают самым подходящим временем для того, чтобы выплеснуть на всех свои эмоции. Джоди говорит, что в этом месте эмоции подобны летающим дискам — люди кидают ими друг в друга весь день напролет, как будто находятся в парке на прогулке.
Моя теория такова, что конфликты в этом месте неизбежны. Если собрать кучу проблемных людей в одном месте, то, как не крути, серьезных эмоциональных взрывов не избежать. Джоди страсть как любит наблюдать за такими взрывами. Я же… не знаю. Мне как-то неловко видеть, как люди демонстрируют нездоровое поведение при всех. Для меня это все равно, что читать в открытую, при всех, дневник Рафаэля. Или пить при всех бурбон.
Войдя с Джоди в столовую, я увидел сидящего там и читающего газету Рафаэля. Он умеет абстрагироваться от окружающего его шума. И дело не в том, что он сторонится людей, просто иногда… иногда он хочет спокойно почитать газету. Мы с Джоди сели с ним.
— Что нового?
Рафаэль поднял на Джоди глаза и улыбнулся.
— Этот мир распадается по частям. Тут прямо так и говорится, — он указал пальцем на заголовок.
Это вызвало у нас троих смех.
Джоди внимательно осмотрела столовую. Ей нравилось изучать других клиентов. Вот кто мы здесь — клиенты. Интересно, почему мы не пациенты? Шарки говорил, что мы клиенты, потому что можем уйти отсюда в любой момент. «Пациенты не могут уйти. Клиенты — могут». У Шарки на все есть ответ.
Джоди ткнула меня локтем, указала подбородком на Ханну и крикнула ей:
— А где грузовик?
— Какой грузовик?
— Который тебя переехал. Дерьмово выглядишь.
Я не выдержал и засмеялся. Ханна села рядом со мной, кинув на меня красноречивый взгляд.
Рафаэль продолжал читать.
Ханна потянула за край его газеты.
— Что интересного ты находишь в этих газетах?
— За этими стенами есть мир, Ханна. Тебе кто-нибудь об этом говорил? — улыбнулся ей Рафаэль.
— Этот мир чуть не прикончил меня.
— Так это мир тебя убивал?
Ханна одарила его деланной улыбкой.
— Тебе нужно почаще улыбаться, — сказала она.
— Я работаю над этим.
— Что ты предпочитал пить?
Ханна в какой-то степени заигрывала с Рафаэлем. В хорошем смысле. Я видел, что он ей нравится.
— Хочешь сводить меня в бар?
Она постучала пальцем по виску.
— Только в мечтах, дорогой.
— Красное вино, — сказал Рафаэль.
— Какое именно?
— Всегда любил хорошее каберне.
— А покрепче что-нибудь пил?
— Бывало манхеттен. А ты?
— Очень сухой мартини. Бокалов десять за ночь.
— Как ты определяешь, насколько мартини сухой?
Ханна с Джоди разразились смехом. Ханна покачала головой.
— Боже, как же я скучаю по выпивке. Чертовски скучаю.
— Я тоже, — отозвалась Джоди. — Иногда так хочу выпить, что готова заорать.
— Я тоже, — признался я. Не знаю, зачем. Но это же правда. Я тоже готов порой нахрен орать.
Ханна некоторое время разглядывала меня.
— У меня сын — твой ровесник, — сказала она, и у меня сердце перевернулось от нежности в ее голосе, потому что она может быть очень жесткой. Она погладила меня по щеке. — Я знаю, никаких прикосновений. — И рассмеялась. — Бурбон. Ты же его любил пить?
— Да.