— Не помню. — Эмит впился глазами в Рафаэля. — Тебе не спится?
— Да, сегодня не спится.
— Ненавижу это сраное место, — проворчал Эмит. — Меня тут закормили таблетками. Поэтому я и хожу во сне.
— Может быть. А может быть и нет. Может быть, ты и без таблеток будешь ходить во сне.
— А тебе нахуй откуда знать?
Рафаэль улыбнулся одной из своих «прочищающих горло» улыбок.
— Лунатизм может быть симптомом ПТСР[10].
— Ты, блять, психотерапевт, что ли?
Рафаэль взял свою книгу.
— Нет. Я просто много читаю. Хочешь попробовать?
— Пошел ты. — Эмит ненадолго притих, потом спросил: — Ты это серьезно? Лунатизм? Он может быть из-за этого… ну, из-за психологической травмы?
— Парень, живший здесь до тебя — Шарки, все время ходил во сне. Вот я и прочел об этом книгу.
— Эта книга все еще у тебя?
— Да.
— Дашь ее мне?
— Конечно.
— Научишь меня рисовать?
— Зачем? Рисуй, как умеешь.
— Я вообще не умею.
— Тогда рисуй, как получится, для терапии сойдет. В художественную школу можешь поступить позже.
— Умник, да?
— Уху.
Не знаю, почему я не присоединился к их разговору. Просто люблю слушать. Думаю, в душе я хотел запомнить голос Рафаэля, чтобы носить его в себе, когда он уйдет.
— Могу я задать тебе вопрос, Эмит?
— Да.
— Ты много сменил таких мест, как это?
— Это что, заметно?
— Заметно.
— Три или четыре.
— Так три или четыре?
— Четыре. Мне все это не помогает.
— Тогда почему ты здесь?
— У меня…
— Неприятности с законом, — закончил за него Рафаэль.
— Угу.
— Что употребляешь?
— Кокаин, героин, пойло. Выбирай.
— Когда начал?
— О, не знаю даже. В четырнадцать, наверное. Один парень обозвал меня негром, несколько дней спустя кто-то разрисовал наш гараж этим милым словечком.
— И ты решил напиться.
— Мне было больно.
— Не сомневаюсь.
— Но ты не можешь представить, как.
— Не могу. — Рафаэль сделал глубокий вдох — он словно затянулся, куря сигарету. — Значит, ты напился.
— А что, я должен был вместо этого его напоить?
— Тебе приходит на ум лишь этот вариант?
Эмит рассмеялся, знаете, таким нахальным смехом, говорящим: «пошел ты».
— Любишь другим мозги вправлять?
— Да нет. Просто иногда люблю задавать много вопросов.
— Удивительно, что тебе не надирали задницу.
— А с чего ты взял, что этого не делали? — Рафаэль засмеялся сам над собой. Снова. — С какими людьми ты общался, что они могли побить за то, что им задают вопросы?
— С нормальными людьми.
— Ты общался с нормальными?
— Нет, наверное все-таки нет.
— Иногда, когда люди задают вопросы, это означает, что ты им небезразличен.
— Ты один из таких людей?
— Да. Я один из таких.
Эмит ничего на это не ответил.
— Знаешь, Эмит, ты можешь сделать так, что это место поможет тебе. Как давно ты ничего не употреблял?
— Восемнадцать дней.
— Восемнадцать дней — это много. Восемнадцать дней — это замечательно. Говорят, если продержишься один день, то сможешь продержаться всю жизнь.
— И кто это говорит?
— Я говорю.
— Спорю, что ты пил вино.
— Ты прав.
— Спорю, что ты пил хорошее вино.
— Очень хорошее вино.
— Спорю, что ты пил один.
— Только так и больше никак. Так меня никто не отвлекал. — Рафаэль рассмеялся смехом, означавшим грусть. — Я не пил целый день.
— И теперь не будешь пить всю жизнь, да?
— Я знаю, что ты зол на весь мир. И знаю, что ты имеешь на это право.
— Я живу в гребаном мире расистов.
— Это так.
— Ты тоже живешь в этом мире, приятель. И что ты, блять, делаешь при этом?
— Говорю с тобой.
Это вызвало у Эмита смех. Приятный смех. Хороший смех. Мне он показался именно таким, не знаю почему. Сам того не сознавая, я засмеялся вместе с ним.
— Ты там тоже проснулся, приятель?
— Да, — ответил я.
— Ты тихоня.
— Что-то типа того.
— Тебе нравится здесь, Зак?
Я дал вопросу Эмита несколько секунд повисеть в воздухе.
— Здесь хорошо.
— И что здесь нахуй хорошего?
— Кормят хорошо.
Рафаэль с Эмитом засмеялись. От души. И я вместе с ними.
Не знаю, как долго мы смеялись, но, кажется, довольно долго. А затем снова наступили тишина и безмолвие. От лампы Рафаэля шел теплый свет, и в нем вся комната казалась нарисованной. Она казалась странной картиной, рассказывающей свою историю — и чтобы понять, о чем эта история, к этой картине нужно было внимательно приглядеться.