— Не спеши, Зак.
— Наше время еще не закончилось?
— Не волнуйся о времени, Зак.
Я отпил воды. Попытался стереть с щек слезы, но новые все катились и катились. Мне нужно было начать говорить. Я всегда останавливался. Всегда ставил перед словами преграду, оставляя их внутри себя. И мне хотелось прорвать поставленную мной плотину, чтобы слова наконец вырвались наружу.
— Дыши, Зак.
Я сделал короткий вдох.
— Еще один.
И еще один.
— А теперь медленно выдохни.
Я послушно выдохнул.
— Хорошо. Не забывай дышать.
Я кивнул, и слова вдруг оказались прямо на языке, и я просто вытолкнул их.
— Мама с отцом лежали на полу. Всё было в крови. А Сантьяго спокойно сидел в кресле. — Вместе со словами рвались рыдания, но это неважно — главное было говорить. Я должен был рассказать свою историю. Эти слова, эти жуткие слова не будут больше жить внутри меня. Не будут. Не будут. Не будут. — И, Адам, я не знал, что делать. Я не мог шевельнуться. Я понимал, что мама с отцом лежат в своей собственной крови и что они мертвы, а Сантьяго смотрел на меня и улыбался. «Я тебя ждал», — сказал он и направил свой пистолет на меня, потом — на себя, и снова на меня, и снова на себя, туда и обратно, туда и обратно, все это время напевая «эни-бэни, рики-таки…». Я думал, что он убьет меня, и, кажется, мне было все равно. Я закрыл глаза и услышал звук выстрела. Открыл глаза и увидел Сантьяго. Он сунул дуло себе в рот и… — Слов больше не было. Это все, что я мог сказать.
Не знаю, как долго я сидел молча, но слезы остановились и мир затих.
— Я пытался убежать от этого, Адам. Я просто пытался убежать.
— Но сейчас ты не убегаешь, Зак.
— Я думаю… думаю… думаю, что…
— Что ты думаешь, Зак?
— Что в душе жалел, что Сантьяго в тот момент направил пистолет не на меня. Ты понимаешь, о чем я?
— Понимаю.
— Я жалел, что не умер вместе с ними.
— Часть тебя и умерла, Зак.
Я посмотрел на сидящего напротив Адама. По его лицу текли слезы.
— Но, Зак, другая часть тебя жива. Ты выжил, Зак.
— Ты плачешь.
— Такое бывает со мной иногда.
Мы долго сидели молча.
— Ты плакал, когда Рафаэль рассказывал о своем сыне.
— Да, плакал.
— Мы причиняем тебе боль?
— Нет. Вы трогаете меня за душу, Зак.
Это прекрасно, — хотелось мне сказать, но я промолчал. Я ничего не сказал. Мы просто сидели и улыбались друг другу. Это было приятно. Мне хотелось сказать Адаму, что я его люблю. Не знаю, что меня сдерживало. Я сдерживал себя.
Внезапно зазвонил мобильный. Адам извиняюще глянул на меня.
— Я обычно выключаю телефон, но… мне нужно ответить на этот звонок. Ты не против?
Я кивнул. Адам настоящий профессионал. Если бы звонок не был действительно важным, он бы не ответил на него. Наверное, он касается его семьи.
Адам вышел из кабинета, показав мне рукой, чтобы я ждал.
Я кивнул и повел с Адамом воображаемый разговор. Люблю я это дело.
— Ты, наверное, это знаешь, но я хотел тебе сказать, что… очень тебя люблю. То есть…
— Я знаю, Зак. Я понимаю, что ты имеешь в виду.
— Наверное, такое случается — пациенты начинают любить своих психотерапевтов.
— Да, случается.
— Ты не против?
— Я не против.
— Это хорошо, потому что, кажется, я буду любить тебя теперь вечно.
Адам улыбается. Затем смеется. И у него такой приятный смех, что мне становится очень, очень хорошо.
— Прости, — извинился Адам, войдя в комнату. — Звонил один из моих сыновей.
— С ним все в порядке?
— Да.
— Хорошо. Он счастливчик.
— Я тоже счастливчик. — Адам задумался ненадолго. — Ты многое пережил, Зак. Ты не заслужил всего этого. Не заслужил. Я говорил тебе, что ты храбрый. Помнишь?
— Помню.
— Я был прав.
— Я знаю, что ты собираешься сказать.
— И что же?
— Не недооценивай себя, Зак.
— Именно это я и собирался сказать. — Его лицо посерьезнело. — Я счастлив за тебя, Зак. Ты даже не представляешь, как я за тебя счастлив.
— Кажется, я тоже счастлив.
— Кажется?
— Уху. Меня мучает вопрос: почему Сантьяго оставил меня жить?
— Может быть, потому что любил тебя?
— Я думал об этом.
— Ты веришь в это?