- Правда? - невозмутимо и о-о-очень спокойно спросил Адам. Ненавижу то, каким расслабленным он все время выглядит. Иногда меня это до ужаса бесит. Так вот, все тем же невозмутимым и о-о-очень спокойным голосом он продолжил: - Говори не со мной, Шарки. Говори с группой.
- Это не у группы договор с Заком по поводу матершины, - огрызнулся Шарки.
Адам кивнул.
- Так вот в чем дело? Дело в Заке?
- Нет, дело в свободе слова. Я должен иметь возможность говорить «блять», когда я того хочу. Как и Зак.
Тут Адам его прервал:
- Ты можешь говорить за себя, Шарки, а за Зака может говорить сам Зак.
- Ага, и тебе это нравится, потому что Зак никогда, блять, ни слова не скажет.
Взглянув на меня, Адам спросил:
- Хочешь вставить слово, Зак?
- Мне нравится материться, - ответил я.
- Я это знаю, - улыбнулся Адам, кивнул и посмотрел на Шарки. - Почему ты злишься, Шарки?
- Потому что не верю в цензуру. Лиззи может повторять слово «изумительно» сколько ей влезет, хотя я, блять, ненавижу его. И может без конца повторять идиотское выражение «неизлечимо уникален». Мне плевать. Мне и не обязаны нравится ее слова. Как и ей мои. И вся группа может идти нахуй, если ее так коробит слово «блять».
Я могу долго рассказывать, что было дальше. Лиззи спустила на Шарки собаку и заявила, что он ведет себя как эгоистичный юнец. Потом добавила:
- Нет ничего плохого в выражении «неизлечимо уникален». Оно означает, что ты считаешь себя настолько особенным, что тебя никто не в силах понять. Оно означает, что тебе следовало бы наконец очнуться и разуть глаза, Шарки. Тебе двадцать семь лет. Зак взрослее тебя, хотя ему восемнадцать.
Боже, если Лиззи завелась, то ее уже не остановишь.
Я решил не лезть в эту дискуссию. Прикол в том, что если ты немногословен, люди считают тебя повзрослевшим. Они выдумывают о тебе то, чего нет.
Затем Лиззи обхватила голову руками.
- Прости, я не хотела этого говорить.
Она каждый раз извиняется после того, как говорит что-то, во что действительно верит. Ей тоже необходим договор. Запрет на извинения. Почему она так боится ранить чувства Шарки? Шарки на все положить. И если этот парень поливает тебя дерьмом, то зачем оставаться в долгу? Но это я так думаю.
Тихо сидевший все это время Рафаэль, взглянул на Шарки и повторил вопрос Адама:
- Почему ты злишься?
Проигнорировав его вопрос, Шарки заявил:
- Ты тоже часто ругаешься, Рафаэль.
- Наверное, это так.
Глядя на Адама Шарки тыкнул в Рафаэля пальцем.
- Почему ты не свяжешь егосвоим долбанным договором?
Я изучал лицо Рафаэля и видел, что он не прочь подискутировать об этом с Шарки. Он решал, стоит это делать или нет. Затем улыбнулся. Рафаэль много улыбался. Мне кажется, Адаму иногда хочется заключить с ним договор и запретить улыбаться, потому что иной раз он, улыбаясь, говорит наипечальнейшие вещи. Такое ощущение, что улыбка для него что-то навроде прочищения горла перед тем, как что-то сказать.
- Понимаешь, Шарки, бывает, я ругаюсь матом, когда в этом нет необходимости. Я произношу матерные слова так, словно они передают то, что я чувствую. Но это не так. Это лишь короткий путь.
- Короткий путь куда, блять?
- К выражению злости. Может быть, я обманываю сам себя, используя мат. Может быть, обманываю тебя. Может быть, люди вокруг меня заслуживают лучших слов.
- А я, значит, не уважаю нашу группу? Ты это хочешь сказать, Рафаэль?
- Я говорю не о тебе, Шарки. Я говорю о себе.
- А я думаю, ты обвиняешь меня в неуважении к группе из-за того, что я люблю материться.
Рафаэль пытался оставаться спокойным. Иногда он был само спокойствие, а иногда сильно возбуждался.
- Нет, - сказал он. - У меня свои проблемы, Шарки, которые достаточно тяжело разгребать. У тебя свои. - Он откинулся на спинку стула. - И если мне захочется тебя в чем-то обвинить, то я выражусь прямо, а не фигурально.
И тут Шарки сорвался.
- Все слышали?! - почти заорал он. - «Фигурально»! Да что это нахуй за слово такое?
Он вел себя так, словно Рафаэль его только что матом обложил. И некоторое время он никак не мог угомониться. Мы все прекрасно знали Шарки, поэтому просто ждали, когда он выскажется и успокоится. Когда он умолк, Адам встал со своего стула и подошел к доске. Это означало, что он сейчас займется серьезным анализированием. Наверху доски он написал наши имена, затем обошел группу и спросил каждого, что, по его мнению, происходит на этом обсуждении.
Я сразу разволновался.
Адам таким специфическим образом заставляет нас остановиться и расфокусировать внимание. Это теория Рафаэля. Рафаэль наблюдает за Адамом. Можно сказать, изучает его. А может, учится у него. Я это заметил. В общем, Адам спросил:
- Что здесь, по-вашему, сейчас происходит? Что важного вы вынесли для себя?
Ему ответила Мэгги:
- Мне сложно довериться группе, когда в ней все злятся. - Она скрестила руки на груди.
Мэгги красивая, всегда носит длинные сережки. Она часто нервничает. Особенно, когда кто-нибудь злится. Мой брат бы ей точно не понравился.
Адам спросил ее, злится ли она вместе со всеми.
- Да, - сказала она.
- На кого ты злишься?
- На тебя.
- Хорошо. Почему ты злишься на меня?
- Потому что ты позволяешь Шарки быть в группе главным.
- А Шарки здесь главный?
Его вопрос повис в воздухе.
Шейла стянула волосы в тугой хвост, посмотрела на Адама и сказала:
- Главный здесь ты.
- Нет, это не так, - возразил он.
- Я бы не согласился. Все-таки управляешь тут ты, - заметил Рафаэль.
- Управляю кем?
- Тебе, блять, платят, - снова не выдержал Шарки. - Разве тебе платят не за то, чтобы ты тут всеми управлял?
Адам написал на доске вопрос: «КТО ТУТ ВСЕМИ УПРАВЛЯЕТ?»
Затем перечислил наши имена:
АДАМ
ШАРКИ
ШЕЙЛА
РАФАЭЛЬ
ЛИЗЗИ
ЗАК
МАРК
КЕЛЛИ
МЭГГИ
Мы все уставились на доску. На лице у Рафаэля играла широченная улыбка.
- Что ж, - произнес он, - думается мне, что если Шарки управляет этой группой, то только потому, что мы позволяем ему это. - И он рассмеялся. Взглянув на Мэгги, он спросил: - Могу я тебе кое-что сказать, Мэгги? - Так положено в группе. Если хочешь что-то кому-то сказать, сначала спроси у него разрешения. Конечно же, мы не всегда следуем этому правилу. Мэгги кивнула. - Если тебе кажется, что Шарки управляет группой, то, может, тебе есть что ему сказать?
- А тебе так не кажется? - вопросом на вопрос ответила она.
- Нет. У него для этого недостаточно власти.
Все засмеялись. Даже Шарки.
- Это точно, - согласился он.
Затем Адам посмотрел на меня.
- Что приходит в голову тебе, Зак, когда ты смотришь на доску?
Ненавижу высказывать свои мысли в группе. И уж Адам-то это прекрасно знает.
- Все что я знаю, - ответил я, - что управляю лишь одним Заком.
Адам улыбнулся.
- И как получается?
- Херово, раз уж ты спросил.
Он кивнул.
- Это честный ответ, Зак.
Он взглянул на Рафаэля.
- Что насчет тебя, Рафаэль?
- Управляю ли кем-то я? - Он засмеялся. Очень печальным смехом. - Я уже давно потерял над всем контроль. Над всем. И все пошло на самотек.
- Что пошло на самотек? - серьезно уточнил Адам.
- Вся моя жизнь.
Наступила долгая тишина. Потом Адам сказал:
- Домашнее задание.
Так и знал, что все этим закончится.
- Все сделайте список того, от чего теряете контроль над своей жизнью и теряете власть над собой.
- Мы вроде как должны отдавать власть над собой высшим силам, - скептично отозвался Марк. На него иногда находит. Самое забавное, что он не особенно верит во все такое.
- Так вот чем ты занимаешься, Марк? Отдаешь себя во власть тех высших сил, в которые веришь?
- Я не знаю, как это сделать.
- Нет, знаешь, - возразил Адам. - Ведь ты отдаешься во власть водки и кокаина.