- Он пытается помочь.
- О, так ты с таким азартом защищаешь его, потому что он выполняет свою долбанную работу?
Шарки переживал неприятное время и вымещал свою злобу на Адаме. Меня это бесило.
- Все это неважно, - сказал я. - То, что Адам чувствует ко мне или к тебе, нравимся мы ему или нет – все это неважно.
- Да ты сам не знаешь, что мелешь, приятель.
- Знаю. - Я думал о Рафаэле, о трубе мистера Гарсии. - У меня новая теория. Важно то, что думаю я. Важно то, что чувствую я.
- И что же ты думаешь, Зак? Что же ты чувствуешь?
Мне хотелось сказать ему, что я люблю Адама, люблю Рафаэля, и что его я тоже люблю. Вот что действительно важно. Но я этого не сказал. Любовь – очередной мой секрет, который я никогда никому не открою. Важно, что я признался в нем самому себе. Лишь это имеет значение.
- Хочешь знать, что я чувствую? Что мне нужна еще одна сигарета.
Шарки засмеялся. Мы оба засмеялись.
Выкурили, стоя на холоде, еще по одной.
Ненавижу зимы.
Шарки думал о чем-то своем, я – о своем. Я думал о том, что, по-моему, слишком сильно полюбил ночь. Ничего в этом хорошего нет.
5.
Когда мы с Шарки вернулись в кабинку, Рафаэль не спал – он писал что-то в своем дневнике. Оторвавшись от него, он махнул нам рукой. Рафаэль выглядел таким маленьким… Я никак не мог решить, на кого он сейчас похож – на мальчишку или старика. Довольно странно думать об этом, но именно это пришло мне в голову. О чем интересно он пишет? Уверен, о чем-то очень красивом. У меня вдруг мелькнула мысль, что я хотел бы быть словами, которые Рафаэль выводит сейчас на листе. Это навело меня на другую мысль – о бумажных клочках в моем сознании. Чудн ые у меня все-таки мысли.
Я лежал в постели, ожидая, когда Рафаэль закончит писать и выключит свет. Шарки уже уснул – он крутился с боку на бок и что-то бормотал. Даже во сне, бедняга, не мог найти себе покоя. Может быть, Бог написал на его сердце «беспокойно»?
Мне нужно было обдумать кое-что. Вместо того, чтобы спать, я то уносился в дрему, то выныривал из нее – так или иначе в моей голове происходило много чего.
Вот что я писал мелом на доске моего сознания:
Я хочу, чтобы мне перестала сниться кровь.
Я хочу жить днями, а не ночами.
Я хочу, чтобы закончилась зима.
Я хочу быть карими глазами Рафаэля.
Я хочу быть синими глазами Адама.
Я хочу быть смехом Шарки.
Я хочу, чтобы Рафаэль жил.
Я хочу, чтобы Шарки жил.
Я хочу, чтобы яжил.
Я хочу быть музыкой мистера Гарсии.
Я хочу быть живым.
Я хочу быть собой.
6.
Я вывалился из сна.
В своем сне я лежал на обочине дороги.
Лежал как сбитая машиной собака.
Я видел себя со стороны.
Я хотел очнуться – я, лежавший на обочине дороги. В голове билась мысль, что я лежу как мертвый.
Я все просил себя: вставай, вставай, вставай. И вдруг услышал голос Рафаэля:
- С тобой все нормально, Зак?
Со мной ничего ненормально.
Я не знаю, каково это – когда у тебя всё нормально. Никогда не знал и, может быть, никогда не узнаю.
Это слово, которое я использую, чтобы не говорить о том, что чувствую на самом деле.
Это слово, означающее, что я хочу сохранить свои секреты.
Внутри меня есть что-то, что убивает меня.
Внутри меня есть что-то, что хочет позволить тому, что убивает меня, завершить уже начатое. Кажется, я мог бы выйти в ночь и завыть как койот, привлекая монстра, приглашая его сделать со мной то, что он хочет. Кажется, я мог бы позволить буре внутри себя поглотить меня целиком.
Монстр, ночь и буря – они одинаковы. Он все хотят моей смерти
- Ты в порядке, Зак?
Монстр. Ночь. Зима.
Монстр. Ночь, зима – они хотят моей смерти.
- Зак?
- Мне приснился кошмар, - прошептал я.
Как бы мне хотелось быть маленьким. Как бы мне хотелось, чтобы Рафаэль был моим отцом, чтобы он обнял меня и спел колыбельную, отгоняя прочь монстра.
Воспоминания
Адам смотрел на меня своими синими глазами, которые видели меня и в то же время не видели.
Сегодня в его глазах были видны зеленые крапинки. Они как осенние листья. Странное сравнение, когда на улице холод и небеса темны. Черные глаза мистера Гарсии темнее любой ночи, но почему-то я вижу в них небеса, и если бы ночь была цвета глаз мистера Гарсии, я бы никогда ее не боялся. Карие глаза Рафаэля, кажется, всегда улыбаются, когда он смотрит на меня и тепло со мной говорит. А какого цвета мои глаза? Я не помню. Я знаю, какого цвета глаза у Адама, Рафаэля, мистера Гарсии, но не знаю, какого цвета мои собственные глаза. Интересно было бы побывать на месте Адама или мистера Гарсии, или Рафаэля. Но я – это я. И взрослея, я все равно буду оставаться собой. Шарки сказал, что не доживет до возраста Рафаэля. А я доживу? Доживу? Доживу?
Адам не сводил с меня взгляда.
- Зак, ты в порядке?
- Да, - выдавил я.
- Куда ты мысленно ушел?
- В себя.
- О чем ты думал?
Мне не хотелось отвечать на этот вопрос, но я обещал, что не буду ничего скрывать, хоть и не рассказал ему о чтении дневника Рафаэля.
- Я думал о цвете глаз.
- Что именно?
Я пожал плечами.
- Ты думал о чьих-то конкретно глазах?
- О ваших, о глазах мистера Гарсии и Рафаэля.
Адам вопросительно поднял брови.
- И что же ты думал о наших глазах? - спросил он.
Я снова пожал плечами.
- Мне они нравятся.
- Чем? - улыбнулся Адам.
- Не знаю. Просто нравятся.
- Это потому что мы видимтебя?
Я не буду плакать, не буду.
- Наверное.
- Ты любишь нас, Зак?
Я не знал, зачем он это спросил и не собирался отвечать на этот вопрос, поэтому задал ему свой:
- Какого цвета у меня глаза?
- Ты не помнишь?
- Я не люблю смотреть на себя.
- Почему?
Думаю, он предполагалмой ответ.
- Наверное потому, что мне не нравится то, что я вижу.
У него стало странное выражение лица. Он некоторое время молчал, затем встал и позвал:
- Идем со мной.
Я вошел следом за ним в ванную комнату. В ней было зеркало. Адам встал позади меня, положил ладони мне на плечи и подтолкнул к нему.
- Какого цвета у тебя глаза, Зак?
- Странного.
- Они ореховые, - возразил он. - Иногда они темно-коричневые, иногда – ярко-зеленые. - Он улыбнулся. - Сегодня они зеленые.
- Зеленые, - повторил я за ним, взглянув на себя, и подумал о летней листве. Но сейчас ведь зима.
- Что ты видишь? - спросил Адам.
- Я не хочу смотреть на себя, - ответил я, отворачиваясь.
- Хорошо, - согласился он. - Но ты можешь мне сказать, почему?
- Потому что мне больно.
Его лицо стало печальным. Таким, как будто он сейчас заплачет.
- Тебе больно смотреть на себя?
- Да.
Мы вернулись к нему в кабинет. Я был рад, что здесь нет зеркал.
- Хочешь, я скажу тебе, что вижу, когда смотрю на тебя?
- Да, - ответил я, но боялся услышать ответ.
- Я вижу молодого человека, который пытается вспомнить каким он был. Молодого человека, которому очень больно. - Адам по-доброму смотрел на меня. - Кто-нибудь говорил тебе, что ты красивый?
Я отрицательно покачал головой.
- С чего кому-то говорить мне такое?
- Я задал другой вопрос, Зак.
- Ну хорошо. Я не помню.
- У меня появились некоторые предположения, Зак. Хочешь их услышать?
Я кивнул.
- Я предполагаю, что ты думаешь о моих глазах, глазах мистера Гарсии и глазах Рафаэля, потому что понимаешь то, что они тебе говорят.
- А что они мне говорят?
- Они говорят тебе, что ты красивый и замечательный молодой человек.
- Не говори так. Никогда не говорит так. - Я заплакал. Я плакал и плакал, и не мог остановиться. Когда я, наконец, успокоился, то не смел поднять головы.
- Посмотри на меня, Зак.