Но я вдруг понял, что ни они не делали меня счастливым, ни я их. Все что мы делали – упивались и укуривались до бессознательного состояния. Счастье тут и рядом не стояло. Раньше я никогда не задумывался о том, что счастливых мгновений в моей жизни было не так уж и много. Я попробовал их перечислить, и вот что у меня получилось:
Мое семнадцатилетие, когда мы с отцом ходили в пустыню.
Первый раз, когда мистер Гарсия сыграл мне на трубе.
Ночь, когда Рафаэль спел мне «Летний день».
День, когда я рассказал Адаму свою историю.
Четыре счастливых момента в моей жизни. Четыре. Но мне только восемнадцать, так что может это ничего.
Но «ничего» - это еще не хорошо. Я знаю это.
Я посмотрел на то, что успел написать на доске Адам. Ни у кого из группы список не был длинным. Но у всех что-то было. Все знали, что такое счастье. Даже печальные и потрепанные жизнью люди знают, что такое счастье. Адам посмотрел на то, что вышло, и слегка улыбнулся.
- Хорошо, - сказал он. - Давайте перейдем к числам.
Ох уж этот Адам. Страсть как обожает что-то подсчитывать и высчитывать.
- По шкале счастья от одного до десяти – насколько вы счастливы? Десятка – очень счастливы, единица – ну, не очень счастливы. - Он взглянул на Эмита.
- Дай подумать… я бы сказал – четверка.
Адам написал цифру четыре возле его имени.
- Лиззи?
- Семерка.
- Семерка? Отличная работа. Келли?
- Смотря в какой день.
- Логично. И что ты можешь сказать о сегодняшнем дне?
- Шестерка.
- Шестерка – это хороший день для тебя?
- Шестерка – превосходный день для меня.
Адам кивнул и написал цифру шесть возле ее имени.
- Мэгги?
- Четверка.
- Четверка? Ты работаешь над этим?
Она передернула плечами.
- Анни?
- Точно пятерка.
- Пятерка? Хорошо.
- Зак?
- Я не уверен. Думаю, мне становится лучше.
Адам молча ждал.
- Шестерка. Да, шестерка.
Возле моего имени появилась цифра шесть.
- Вы это заметили? - спросил Адам с насмешкой в голосе. - Нет ни восьмерки, ни девятки, ни десятки.
- Приятель, мы же находимся тут. Чего ты еще ожидал? - спросил Эмит.
- Да, вы тут, - согласился Адам, что вызвало у нас у всех смех. Затем написал на доске: ЧТО МНЕ НУЖНО ДЛЯ СЧАСТЬЯ?
- Хороший вопрос, - заметила Лиззи.
- Я пришел сюда не для того, чтобы стать счастливым, - проворчал Эмит. - Я пришел сюда, чтобы избавиться от зависимости.
- Если бы ты был счастлив, у тебя была бы такая зависимость?
- Не знаю.
- А я предполагаю, что знаешь.
- Никто не счастлив.
Все посмотрели на Келли.
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Адам.
- То что и сказала. Никто не счастлив. Почему мы должны отличаться ото всех?
- Значит, счастье невозможно?
- Невозможно. Во всяком случае, для меня.
- Ты уверена?
- Мне плевать на счастье.
Адам задумался.
- Есть тут кто-нибудь еще, кому плевать на счастье?
Я покрутил этот вопрос у себя в голове. «Мне не плевать», - сказал я. Сказал про себя. И еще мне хотелось добавить: «Раньше у меня была по шкале счастья единица. Теперь шестерка. Мне уже лучше».
Я подумал о Рафаэле. Какую бы цифру он назвал? Я представил, как он говорит: «Девятка. У меня девятка по шкале счастья». Затем представил, как он обращается к Келли: «Это неправда – то, что ты говоришь о счастье. Счастье – самая важная вещь на свете». И почему я вижу Рафаэля, говорящего с группой? Все-таки тяжело меняться.
2.
Я решил пройтись, и ноги принесли меня к дереву Рафэля. Дереву, которому он дал имя Зак. Я внимательно рассмотрел его. Погнутое и жутко скрюченное. Но очень красивое. Мне пришла в голову мысль, и я вернулся в кабинку за альбомом. Все утро я провел перед деревом, рисуя и рисуя, пока не закончил картину.
Я пошлю ее Рафаэлю.
Я лег на землю и посмотрел в небо. Я был счастлив, сам не знаю, почему. Но в то же время мне было страшно. Может, меня страшило счастье? Или может, мне было страшно, потому что я не знал, куда идти после того, как уйду отсюда? Куда мне идти? Домой? Одному? Я не знал, как жить одному.
У меня есть тетя, - вспомнил я. Мамина сестра. У нее, как и у мамы, агорафобия. У нее очень милый дом, из которого она никогда не выходит. Я ничего не знаю о ней кроме того, что она не очень-то любит людей. Я встречался с ней только раз. Мы навещали ее, когда я был еще ребенком. Она взглянула на меня, потом на маму и сказала: «Что ж, по крайней мере у него нет блох». Так и сказала.
Я знаю, что тетя никогда не возьмет меня к себе. Рафаэля вот из жалости взяли дядя с тетей. Я не хочу, чтобы меня жалели. К тому же мне уже восемнадцать. Я мужчина. Ну да, ага, насмешил сам себя. Я даже школу не закончил. Мой план о поступлении в университет полетел к чертям. Боже, я сам себя накручивал и чувствовал, как тело охватывает подружка-тревожность. Дыши, Зак, дыши.
3.
Я нарисовал свой автопортрет. На картине я стою перед деревом по имени Зак, смотрю в небеса и пою. Рядом со мной койот. Мы с ним друзья, и он мне подпевает. В углу картины можно увидеть удаляющегося монстра.
Мне нравится моя картина.
Я взял дневник и написал:
Это то, что является правдой. Или, как говорит Адам, это то, что подпадает под категорию ТО, ЧТО Я ЗНАЮ:
Мой брат убил моих родителей
Я скучаю по ним – по маме, папе и Сантьяго
Я совершенно точно алкоголик
Мне страшно покидать это место
Мне бы хотелось, чтобы Рафаэль был моим отцом
Мне бы хотелось, чтобы Адам навсегда остался моим психотерапевтом
Мне очень нравится трезвость
Я хочу позволять касаться себя
Я хочу, чтобы Шарки вернулся сюда и доделал то, что начал
Я хочу, чтобы Эмит стал счастливым
Во мне живут прекрасные слова
Зима – не единственное время года
Я не умер
Я жив
А это мучающие меня вопросы. Может быть, они подпадают под категорию ТО, ЧЕГО Я НЕ ЗНАЮ. Может быть – под категорию ТО, ЧЕГО Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЗНАЮ. Или под категорию ТО, ЧЕГО Я НИКОГДА НЕ УЗНАЮ. Последней категории не было у Адама, она моя. Вот что мне приходит сейчас на ум: мне нужны мои собственные категории. В общем, вот эти вопросы:
Почему родители позволили брату взять в руки власть в нашем доме?
Почему Сантьяго убил отца с мамой?
Почему Сантьяго оставил меня в живых? Потому что он меня любил?
Это Бог написал на моем сердце «изменения»?
Это Рафаэль написал на моем сердце «изменения»?
Это я сам написал на моем сердце «изменения»?
Что мне делать с тем, что называют «прикосновениями»?
Шарки еще жив?
Эмит останется здесь или найдет повод сбежать отсюда, как Шарки?
Рафаэль сейчас счастлив? Трезв?
Почему так много нас таких – неприкаянных?
4.
- Ты так ни разу и не спросил меня о том, как сюда попал, Зак.
- Я думаю над этим, - сказал я.
- И что же ты надумал?
- У меня есть одна мысль. Может быть, с этим как-то связана моя тетя? - Я пытался хоть что-нибудь прочитать в глазах Адама.
- Расскажи мне о своей тете.
- Ну… я мало что о ней знаю. Она сестра моей мамы. Ее зовут Эмма Джонсон. Она живет в большом доме. В хорошем доме. Думаю, она богата. В чем-то она прямая противоположность моей мамы. Она занимается бизнесом, и ее офис находится прямо у нее в доме. У нее даже есть секретарь. Но она никогда не выходит из дома. У нее, как и у мамы, агорафобия. Думаю, это плохие гены со стороны их матери. Кажется, она покончила с собой. - Я опустил взгляд на пол и снова его поднял. - Что же еще я знаю о тете… Она не очень любит людей, но она по-настоящему любила мою маму.