Пока я пытаюсь понять, что это действительно реальность, и что я совершила ужаснейшую ошибку, он разворачивается к окну, одним рывком тянет вниз и захлопывает его, кидает мокрую куртку на пол и делает шаг ко мне. Подхватывает на руки, и смотрит на меня. Жадно, дико изучает, всматривается. И я его понимаю, сама зная его столько лет нахожусь вот так близко впервые, критически близко, его запаха так много, словно дурман окутывает. Его взгляд срывается с лица и скользит по груди, животу, коротким шортам и задерживаются на перебинтованных ногах. Если ранее он держал меня так уверенно, что даже ни разу не шелохнулся, то сейчас его как разрядом проняло, сжал сильнее меня, словно боится что уронит и понес в сторону кровати. Мы не говорим, точнее мы говорим, но не ртами, и это еще один момент который пугает меня. Он будто понимает всё, и мне кажется… я понимаю его.
Его колени, опуская меня, оставляют мокрые отпечатки на постели, я придерживалась руками за его шею, и вот я уже не нуждаюсь в поддержке, но руки от чего то убирать не хочется, и он не помогает, задерживается, близко, слишком близко склонившись. Даже боль в ногах, не дала тому пожару, который он разжег во мне, утихнуть. Наоборот, моя территория раскрепощает, а его черные глаза, смотрящие на меня в упор кричат: возьми и дай, либо сгорим. Видишь, ведь, не остановится.
— Прости! Я просто больше не смог, — шепчет мне в лицо.
Немного выравнивается и зачесывает влажные волосы назад. Они поблескивают и запах его шампуня, лесного и свежего пропитывают собой всю комнату.
Не знаю откуда это во мне. Эта первобытность. Но становясь коленями на край кровати я берусь за пояс его штанов и расстегиваю их. Они мокрые, уверенна, что насквозь. Вряд ли делаю это лишь потому, что боюсь что он простудиться, пора себе признаться: я хочу прикоснуться к нему, изнемогаю, как жажду коснуться его голого тела. Он немного подается бедрами вперед и грудь его тяжело вздымается, рот приоткрыт, глаза голодно таранят меня, мои соски, которые горошинами впиваются в майку, полоску живота между топом и шортами, а руки нежно поглаживают плечи. Я не могу не отметить состояние его эрекции, потому что не заметить такое, просто невозможно.
Разобравшись с ремнем и пуговицами, опускаю мокрую тяжелую ткань черных джинс вниз, моих сил хватает только что бы спустить их до колен, далее Сэм уже сам сдергивает их с себя вместе с носками.
Я дала, дала ему понять что хочу его. Что же я наделала. Чем я только думала. Паника окутывает. Но поздно. Я пячусь назад, в то время как его колено прогибает матрас, а руки снимают белую футболку. И вот он уже весь напряженный, в одних трусах, которые натянуты кажется до предела, идёт на меня. И мне не убежать и не скрыться. И похоже его совсем не волнует что в доме родители… как и меня.
А хочу ли я этого? Убегать от него?
— Что не смог? — говорю ему в губы когда он уже полностью на кровати и нас разделяют считанные дюймы.
И он не задумываясь, так же ровно и чисто, как всё его тело шепчет:
— Не смог больше сдерживать себя! Не смог больше быть без тебя! Не смог больше притворятся! Не смог убеждать себя что брат — помеха! Не смог больше лежать с другой, а вместо нее представлять тебя! После сегодняшнего, — он кидает взгляд на мои бинты, — Я больше не хочу! — каждое слово его, тихое но четкое и ударяет прямо в сердце, сжимая его.
— Но…как мы? Мы не можем…Это не правильно.
— Не правильно, то как он поступает с тобой.
— Сэм…
— Пожалуйста, Леон! Доверься мне! Дай показать. Сегодня ничего не будет. — успокаивает он, но меня это еще больше беспокоит.
— Что показать? — еле слышно шепчу, мы что обсуждаем сейчас секс? Наш с ним секс? Бог мой! И Сэм чувствуя мое смятение легко касается пухлыми губами и произносит:
— Это.
24
И снова этот ураган, тайфун, беспощадная стихия — захлестывают меня и уносит, как только его губы накрывают мои.
Нависает надо мной черной тучей, упираясь руками по обе стороны, вздрагивает от напряжения, но не двигается дальше, снова ждет моего разрешения, моего можно.
И я разрешаю, почти в ту же секунду как его язык нашел мой. Отвечаю.
Обвиваю его широкие, гладкие плечи и он опускается на меня прислонившись всем телом. Он мог бы придавить меня, но я не ощущаю тяжести, только дикий жар и гладкость его тела, стук колотящегося сердца и упирающуюся эрекцию. Целует неистово и жадно, иногда отрываясь и заглядывая в лицо, словно ему надо убедиться, что это я под ним. Целую и обнимаю, отвечаю. Я и сама себе удивляюсь, что позволила себе это, позволила себе его, зная, что буду потом страдать.