Повернув направо, я быстро прошел еще один квартал, свернул налево и вышел на улицу Фобур-Сент-Оноре, как раз там, где хотел: возле дороги, ведущей от Елисейского дворца. Кто бы ни сидел в такси, грек или албанец, он наверняка знал, что это едва ли не самая безопасная улица в Париже, находящаяся под постоянным наблюдением антитеррористических служб. Только теперь я почувствовал себя достаточно спокойно, чтобы взять такси.
Добравшись до своего дома, я попросил шофера остановиться напротив черного хода. Быстро выскочив из такси и пригнувшись, я смогу открыть замок и проникнуть в здание так, что никто меня не увидит. Водитель-араб, наверное, решил, что я сумасшедший. Впрочем, если в его религии считается разумным забивать камнями до смерти женщину за супружескую измену, то мы квиты.
Захлопнув за собой входную дверь, я пробежал по подземному паркингу. Здание из белого камня, построенное в 1840-х годах графом дю Криссье, когда-то было величественным особняком, но со временем сильно обветшало. В прошлом году его отреставрировали и превратили в доходный дом. Я снял там одну из квартир на первом этаже. Хоть она и была совсем маленькой, отставной спецагент вряд ли мог позволить себе такое элитное жилье. Однако мое материальное положение изменилось: три года назад, когда я находился в непродолжительной командировке в Италии, умер мой приемный отец, Билл Мердок.
На похороны меня не пригласили, и это было обидно. Грейс лишь прислала коротенькое письмо, в котором сообщала, что Билл скоропостижно скончался и его уже погребли. Приемная мать ревновала меня к мужу до самой его смерти. Через несколько месяцев я получил от адвоката письмо, из которого узнал, что группа компаний, принадлежавшая Биллу и управляемая офшорным доверительным фондом, перешла к Грейс. Это не стало для меня неожиданностью: они были женаты сорок лет. В письме также говорилось, что по завещанию никаких денег для меня предусмотрено не было, но Грейс все же решила выделить мне долю наследства, обеспечивающую годовой доход в восемьдесят тысяч долларов до конца жизни. И хотя об этом не было сказано прямо, тон письма недвусмысленно свидетельствовал: отныне приемная мать считала себя свободной от каких-либо обязательств по отношению ко мне.
Два года спустя, почти день в день, умерла сама Грейс. Я счел, что ее поведение дает мне право не ехать на пышные семейные похороны, включавшие отпевание в старой епископальной церкви Гринвича.
И вновь, уже не впервые, я остался один на всем белом свете. Я улыбнулся при мысли, что, если бы моя приемная мать умерла первой, Билл наверняка оставил бы мне значительное наследство. А так Грейс завещала все Метрополитен-музею в Нью-Йорке с условием, чтобы на эти средства перестроили галерею, где хранятся полотна старых мастеров.
Все это я узнал из письма того же адвоката. Он также сообщил, что необходимо решить один небольшой вопрос, касающийся имущества Билла. Я ответил, что загляну в его офис в Нью-Йорке, когда в следующий раз буду дома, и выбросил это из головы. Чеки от Грейс приходили регулярно, так что я мог вести жизнь гораздо более комфортабельную, чем позволяла назначенная государством пенсия.
Самое осязаемое преимущество – эта квартира в Париже. Я промчался через кухню бывшего особняка, превращенную в техническое помещение, и взбежал по пожарной лестнице. Открыв дверь рядом с лифтом, я очутился в маленьком холле.
Там я обнаружил женщину. Это была мадам Данута Фурер, моя семидесятилетняя соседка, занимавшая в доме самую большую квартиру. Эта холеная вдова какого-то промышленника-аристократа обладала сверхъестественной способностью – дать любому почувствовать себя уроженцем страны третьего мира.
Бросив выразительный взгляд на мою выбившуюся из брюк рубашку и заметив, как я лихорадочно облизываю языком пересохшие губы, она спросила на своем непостижимо изысканном французском:
– Что-то случилось, мистер Кэмпбелл?
Мадам Фурер знала меня как Питера Кэмпбелла, пребывающего в годичном отпуске управляющего хедж-фондом – единственная профессия, которая, на мой взгляд, позволяла мужчине моего возраста жить в такой квартире и при этом не работать.
– Ничего страшного, мадам, просто я забыл выключить духовку.
Она вошла в подъехавший лифт, а я отпер стальную дверь своей квартиры. Закрыв ее изнутри на засов и не включая света, я пробежал через гостиную с красивыми эркерами, где размещалась маленькая, но постоянно растущая и пополняющаяся коллекция современного искусства. Биллу она бы понравилась.