Собственно, две сцены пьесы были уже им осуществлены. Замысел пьесы "эволюция" персонажа (Гитлера) "от мелкого гнусного бесика до злого гения человечества." Писатель подчеркивал, что пьеса необходима новому поколению, и что когда он ее завершит, то сразу же примется за пьесу о Пушкине, тайну которого он разгадал: "От черного ангела Гитлера - к светлому ангелу Пушкину!" Писатель был уже тогда болен, и я вспомнила даже сологубовские молитвенные речи: "У тебя, милосердного Бога, много славы, и света, и сил. Дай мне жизни земной хоть немного, чтоб я новые песни сложил!"
Итак, две сцены пьесы осуществлены, и уже виделась ему неясно, еще в тумане, финальная сцена несокрушимого замысла, когда голова Гитлера* на блюде, словно голова Олоферна, была отнесена для опознания его личному зубному врачу. Хотя нет, блюда не было. Это голова Иоанна Крестителя по требованию Соломеи, дочери Иродиады, была принесена Иродиаде на золотом блюде.
______________ * Тела Евы Браун и Гитлера, после того, как они отравились 30 апреля 1945 года, согласно завещанию, были сожжены, и трудно было их идентифицировать. Правда, недавно появились новые сведения: в черепе Гитлера (он хранился по приказу Сталина в Москве в тайном архиве) найдены следы пулевого ранения.
Горенштейн же подразумевал командующего войсками Навуходоносора Олоферна, человека талантливого и беспощадного, не ведающего снисхождения ни к побежденному неприятелю, ни к мирным жителям. "Когда владыка ассирийский народы казнию казнил, и Олоферн весь край азийский его деснице покорил...", тогда осадил он город Вефулий, в котором жили иудеи. Однако иудеи решили сражаться до последнего и замкнули врата свои узкие замком непокорным и перепоясали высоты свои стеной, как поясом узорным.* Решил сатрап уморить жителей голодом и жаждой. Тогда одна из жительниц Вефулии красавица Юдифь вышла из узорных ее стен, пришла в шатер полководца, смутила его душу победоносной красотой, опоила вином и его же собственным мечом отрубила ему голову. Она затем эту голову засунула в мешок и вернулась в город. А в городе, на главной площади, окруженной плотной толпой горожан и воинов, народная героиня, красавица Юдифь вынула из мешка голову злодея и показала ее всем воинам и горожанам города. Таков позорный конец Олоферна.
______________ * Парафраза пушкинского отрывка (или неоконченной поэмы) "Юдифь".
Голова, вернее, обгоревший череп Гитлера, "поступила" к лечащему зубному врачу Гитлера, по иронии судьбы, представителю народа, который он намеревелся истребить полностью. Иудей-врач каким-то образом уцелел и жил в 1945 году неподалеку от Зэксишештрассе, на параллельной улице. Я, к сожалению, забыла, как называется эта улица. Фридрих туда наведывался и говорил, что на месте дома, где жил легендарный врач, стоит сейчас другой дом. Итак, советские солдаты принесли врачу для опознания предполагаемую голову Гитлера. Ибо только он мог по сохранившемся зубам и зубным протезам опознать фюрера. Судя по всему, у автора будущей пьесы намечена была торжественная финальная идея, не только ничего общего не имеющая с принижением и окарикатуриванием образа Зла, а наоборот, приближающаяся к неотвратимой, все возвращающей по кругу, судьбоносной греческой трагедии.
***
Еще в начале 2000 года Горенштейн задумал пьесу о Пушкине. (Мы говорили об этом много, я даже торопила его и говорила, что Гитлер может подождать, с чем Фридрих не соглашался.) "Разумеется, - говорил он, - никто из любимцев вашей интеллигенции, включая Булгакова, не смог написать о Пушкине. Пьеса Булгакова "Последние дни" в принципе не могла состояться. Идея сделать пьесу о Пушкине без Пушкина, при всей ее оригинальности, была заведомо обречена на неудачу. Именно поэтому Вересаев отказался от совместной работы с Булгаковым над пьесой. А я сделаю, чего еще никто не сумел! Но для этого нужно два года работы".
Однажды писатель загадочно поведал мне, что разгадал тайну Пушкина. Подвел меня к пушкинскому автопортрету, висевшему у него в кабинете над столом*, и спросил: "Ну, скажите, на кого похож Пушкин?" Странный вопрос знаменитый профиль стал универсальной эмблемой, замкнутой только на саму себя. Можно сказать: похож на Пушкина, похож на Христа. Но не наоборот. Пушкин ни на кого не похож. (Многие литературоведы, между прочим, тоже так считают.) Но Фридрих дал мне понять, что сходство тут совсем иное: не с человеком, а с животным. Только вот с каким именно? "На петуха!", - сказал Фридрих после долгой паузы. "В самом деле, на петуха! - вдруг увидела я. Но что из этого следует?" "А следует из этого, что Пушкин - это петушиное слово. Только прошу вас - это тайна, никому не говорите!" Впрочем, что стоит за "петушиным словом", для меня вначале осталось загадкой. Позже выяснилось, что в "тайну" посвящена еще Оля Юргенс. Они с Фридрихом вдвоем по японскому гороскопу выясняли даже, не петух ли случайно Пушкин. Оказалось, не петух.
______________ * Речь идет о Большом автопортрете Пушкина из Ушаковского альбома. Леонид Бердичевский (он слегка интерпретировал его) сделал для Фридриха копию.
Прошло некоторое время, и Горенштейн однажды снова указал глазами на пушкинский автопортрет и сказал интригующе- загадочно: "Петух - птица мистическая". Игра в "тайну Пушкина" писателю, очевидно, нравилась и возможно даже настраивала творчески, потому что он и в этот раз, на мой вопрос о "мистике петуха" ответил весьма уклончиво. "Не исключено, что последняя сказка Пушкина - "Сказка о золотом петушке" - автобиографична". "Ну, это давно известно, - сказала я, - об этом ведь писала Ахматова. Она еще сообщала, что сюжет заимствован Пушкиным у Вашингтона Ирвинга, написавшего сказку "Легенда об арабском звездочете". Петух там тоже предсказатель, предупреждает о нападении врагов". На это Фридрих покачал головой и сказал: "А я где-то читал, что двоюродный дед Ленина, известный ихтиолог Веретенников написал работу "Петух - птица мистическая" - о последней сказке Пушкина. Правда, работу ученый не завершил... Погиб при весьма неприятных обстоятельствах во время экспедиции в Индию. Тяжелая смерть..."* "Но ведь рукопись, наверое сохранилась, лежит в каком-нибудь архиве", - предположила я. Фридрих, продолжая меня интриговать, загадочно молчал. Несколько раз он позднее, опять же указывая на портрет, вспоминал евангельский сюжет, в котором Христос предрекает предательство апостола Петра до того, как петух пропоет в третий раз.