Некоторое время спустя за моей спиной лязгнула распахнувшаяся настежь дверь купе и в коридор, забыв надеть ботинки, вышел взлохмаченный со сна Заболоцкий. "Ну? - весь аж светясь от внутреннего восхищения, потянулся он ко мне в поисках подтверждения своих чувств. - Правда же, Василий Иванович - дивный человек? Я так его люблю!.."
Выдавив в ответ некий неопределенный звук, я повернулся к черноте окна с проносящимися сквозь неё огнями неизвестных мне станций. Нет, что там ни говори, а с классиками нужно общаться только ЧЕРЕЗ ИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯ...
* * *
...Ночью, лежа на верхней полке купе, я долго не мог уснуть. Вспоминал встреченного в Сызрани самарского поэта Евгения Чепурных, пишущего, быть может, лучше, чем все поэты Самары. "Эта водка, что русской зовут, / видно, самая горькая в мире. / Прокати нас на танке, Махмуд, / у тебя в гараже их четыре. // Мясо белой овцы на столе / аппетитною горкою тает. / Все равно в полупьяном Кремле / нас никто за людей не считает..." - написал он для первого номера затеваемого нами в 1994 году журнала "Русское эхо". Когда-то он так блестяще начинал, был лауреатом премии журнала "Юность", выпустил несколько поэтических книжек, стал членом Союза писателей... Еще и сегодня он время от времени выдает на-гора одно-два великолепных стихотворения, но большую часть времени, к сожалению, пьет. Стал весь какой-то маленький, ссохшийся, зубы повыпадали или кто-то выбил, одет, как бомж.
Подошел, передает привет Марине, а в глазах стоит отчетливо читаемое осознание бессмысленно загубленной жизни. Как это горько...
* * *
...Потом я лежал и размышлял о прозе Стивена Кинга, книгу рассказов которого "Сезон дождя" я купил на казанском вокзале перед самой поездкой в Сызрань. Это очень талантливый писатель, и хотя он пишет про всякие ужасы, его проза лучше любой публицистики раскрывает бездуховную сущность Америки, я бы сказал, её трагедию. Потому что из рассказываемых им историй видно, что современный мир США включает в себя только такие факторы как человек и дьявольщина, но в нем фактически напрочь отсутствует упоминание о Боге. "Ты бы ещё сказала: "ПОКАЙСЯ!" - прямо-таки с интонациями Владимира Ивановича Гусева восклицает, заблудившись среди непронумерованных автострад, один из персонажей книги в ответ на предложение его подруги вернуться и выехать на правильную дорогу. Печально, но мир, в котором раздражителем является даже сама только мысль о покаянии, просто не может быть обречен ни на что другое, кроме как на погибель...
* * *
Утром 8-го сентября мы возвратились в Москву.
8 сентября, суббота. Разбирая сегодня на столе свои бумаги, на лежащем возле компьютера фантике от конфеты обнаружил сделанную, уже и не помню, когда, запись о том, что все "новые русские" в сегодняшней России делятся на две категории - нуворишей и ну-воришек. (Не помню, записывал ли я уже где-нибудь это наблюдение...)
9 сентября, воскресенье. Планировал сегодня поехать на ХIV ММКЯ, где на стенде издательства "Крафт+" выставлена моя книга "Нерасшифрованные послания" и меня приглашали пораздавать там автографы, но на сегодня же было назначено торжественное открытие восстановленной в облике 1900-х годов железнодорожной станции "Козлова Засека", в 4-х верстах от которой находится музей-усадьба Льва Николаевича Толстого "Ясная Поляна", и пришлось ехать туда. Специально к этому дню МПС пустило из Москвы до Козловой Засеки скоростную электричку, первыми в которой предоставили проехать писателям России. Так что в 8.30 утра я уже был на Курском вокзале, а в 9.00 мы отправились в гости к Толстому. В нашей делегации были В.Н. Ганичев, В.Г. Распутин, С.А. Небольсин, Г.В. Иванов, И.Т. Янин, Н.М. Сергованцев, С.В. Перевезенцев и другие... Мое место оказалось рядом с Михаилом Николаевичем Алексеевым и Владимиром Васильевичем Карповым. С Алексеевым я встречаюсь довольно часто - он бывает и на наших секретариатах, и участвует в различных поездках, а вот с Карповым виделся всего несколько раз - в частности, на Пленуме СП в Моздоке...
Поговорили с ним о Москаленко и нашей семейной легенде о том, что это именно он застрелил Берию. Кроме того, Владимир Васильевич поведал, что пишет книгу воспоминаний о писателях Переделкина - В.П. Катаеве, Евтушенко и всех, с кем он там встречался. Я сказал, что хотя на Катаева и нападали за его "Алмазный венец", у меня это одна из самых любимых книг. Она, может быть, и искажает какие-то реальные факты, но зато необыкновенно живо воссоздает атмосферу писательской жизни двадцатых - тридцатых годов ХХ века. А главное, обладает таким сильным зарядом творческой энергии, что после каждого её перечитывания у меня возникает просто нестерпимое желание писать. Попробуйте ещё найти повесть с таким же воздействием на читателя...
М.Н. Алексеев рассказал, как в 1951 году рукопись его романа "Солдаты" прочитал Александр Фадеев, который должен был вести Совещание молодых писателей. Рукопись ему понравилась и он хотел о ней говорить на Совещании, но накануне ушел в очередной запой и Совещание пришлось вести Алексею Суркову, который не читал ничего. Чувствуя свою вину, Фадеев спустя некоторое время позвонил в журнал "Сибирские огни", и роман "Солдаты" был немедленно там напечатан. В те годы публикация в любом общероссийском издании сразу же становилась известной всему СССР, так Михаил Николаевич получил известность и был принят в Союз писателей. Сегодня, к сожалению, о "Сибирских огнях" уже никто и не помнит, и публикация в них не дает автору практически ничего, я это по себе знаю... Еще, когда отошла в сторону его молодая жена Татьяна, Михаил Николаевич признался, что в графе "пол" он последнее время начал писать слова "бывший мужской". Да ведь куда деваться - 82 года уже...
...Через два с половиной часа мы вышли на "Козловой Засеке", где я встретил приехавших туда день назад на ежегодные толстовские чтения Валентина Курбатова, Бориса Евсеева, Михаила Петрова и Владимира Личутина. Тут же был и Слава Дегтев, который успел надрать в пристанционном садике яблок и угощал ими всех встречных, уверяя, что в них содержатся атомы Льва Толстого. "Он же тут столько раз бывал, ожидал поезда, что же он - ни под одну яблоню ни разу не поссал? Так что его атомы наверняка присутствуют в этих яблонях," - с деловым видом объяснял он свою гипотезу. Чуть в стороне мелькнули Анатолий Ким и Владимир Бондаренко, но у меня, к сожалению, почти не было времени на общение...
Надо отдать должное начальнику Московской железной дороги Геннадию Михайловичу Фадееву и его людям - музейный комплекс на станции они восстановили в самом что ни на есть лучшем виде, прекрасно содержится также и дом Толстого в Ясной Поляне, но вот само мероприятие прошло утомительно и скомкано. Как всегда, надолго затянули выступления при открытии станции нам пришлось выслушать зам. министра культуры Н.Л. Дементьеву, директора музейного комплекса "Ясная Поляна" В.И. Толстого, начальника Московской железной дороги Г.М. Фадеева, каких-то других начальников, ну и, конечно, В.Н. Ганичева. Потом осматривали станцию, слушали выступления художественных коллективов, смотрели ряженых, рассаживались по автобусам... В Ясной Поляне успели только бегло осмотреть дом Льва Николаевича да чуть ли не бегом поглядеть на его могилку, и уже было нужно спешить назад в нашу электричку. Но я все же успел отметить тот факт, что в отличие от большинства биографов Толстого, обвиняющих его жену в жадности к деньгам и нежелании разделять филантропические идеи мужа, экскурсоводы говорят о Софье Андреевне чуть ли не с упоением. Мол, попав восемнадцатилетней девушкой в дом писателя, она вынуждена была взвалить на свои плечи и ведение хозяйства, и воспитание множества детей, а главное - переписывание, редактирование и издание рукописей мужа. Да при этом ещё должна была оставаться женщиной...
(Кстати сказать, литературные мэтры обычно очень любят напоминать начинающим тот факт, что Толстой двадцать раз переписывал роман "Война и мир", но почему-то никогда не уточняют, что он это делал руками своей жены.)