- Интересно, - спросил я Таню. - Где ты взяла деньги на янтарь? Это во-первых. Во-вторых, на это идиотское ружье и всякое такое прочее. И где логика - сначала дарить янтарь, а потом его покупать. Я тебя предупреждал, что там, - я сделал паузу, - мне делать нечего. А завтра я позвоню твоим и своим родителям и скажу, что ты хочешь увезти их внуков. Вот так. - Ты знаешь, - спокойно заметила Таня. - Все твои беды от того, что ты слушаешь самого себя и вообще не желаешь слушать других. Вот, например, ты задал мне вопрос: откуда у меня деньги. Ну и дождался бы ответа. Так нет - все мелешь и мелешь. А деньги мне, между прочим, дали твои родители. Кстати, теперь можешь пойти и посмотреть на себя в зеркало. Представляю удовольствие, которое ты получишь от своей идиотской рожи. Разумеется, я не последовал ее дельному совету, так как легко сообразил, что выгляжу сейчас не лучшим образом. Итак, на родителей все мои надежды отпали. Что же делать? Я даже не могу представить, как мне придется поменять весь свой жизненный уклад. Все, все, к чему я уже привык: к общей квартире, друзьям, к пулькам по пятницам - все это надо менять, менять на старости лет. Сорок лет, пожалуй, это не совсем старость, но все-таки… Да и языка я не знаю. По-английски объясниться не сумею. По-немецки считаю до десяти. Это не мало. И на большее пока… - Свинство все-таки, - сказал я громко. - Представь ситуацию. Я.. Таня завизжала так, что я даже присел: - Замолчи! А представь мою ситуацию. “Я не могу, я не знаю, я не хочу”, - передразнила она меня. - А обо мне ты подумал?! О Мишке? Об Оленьке? Ты - просто паршивый ин-ви- ди-ду-лист.. Захлебываясь в слезах, она не смогла выговорить это слово, но я как-то догадался. - Ну, ладно, - сказал я примирительно. - Успокойся. Давай сядем и поговорим. - Не хочу я с тобой разговаривать! - отрубила Таня и пошла плакать на кухню. Тяжело вздохнув, я присел на диван. - Батя, - позвал меня Мишка из другой комнаты. - Иди сюда. Я с тобой поговорю, раз мама не хочет. Он сидел на кровати и слушал песни Галича. Затем выключил магнитофон. - Ну, давай, умничай, - согласился я. - Ты вообще догадываешься о маминой ситуации на работе? - он по-взрослому задал вопрос. - А какая ситуация? - развел я руками. - Работает себе и работает. Все нормально. - Ну-ну, - ухмыльнулся Мишка. - Тебя, оказывается, вообще ничего не интересует. А то, что лаборатории зарезали тему, ты не знал? И Марк Григорьевич слег с инфарктом? Что сейчас зав.лабораторией Никонов Петр Иванович, а его заместитель - кто угодно, только не мама? Не знал? Молодец, батя. Приятно видеть человека, которого ничего не интересует и который так спокоен. Две лаборатории сливаются в одну, маму понижают в должности, а ты ничего об этом не знешь! Гениально! Сарказм так и пер из Мишки. Но я реагировал тупо, точнее, никак. Сидел себе спокойно и слушал его тираду. Тем более, что я действительно ничего об этом не знал. - А ты слышал, что Нинку Гендельман из пионеров исключили на школьной линейке и она чуть из окна не выбросилась? - продолжал информировать Мишка. - Из пионерок, - поправил я автоматически. - Какие это у вас пионеры в классе? Уже все комсомольцы. - Не в нашем классе, а в Олином. - Давай так, - сказал я Мишке. - Все это я должен переварить, дай мне сроку хотя бы несколько дней. А после переговорим. - К сожалению, я не думаю, чтобы ты нашел альтернативное решение, - задумчиво проговорил он. - И могу тебе заметить: от тебя зависит многое, но не все. Это было сказано таким серьезным тоном, что мне стало не по себе.
Когда я утром пришел в свой отдел, то обнаружил, что все уже на местах и как-то напряжены. Все - это Лена и Витя Веленко. Олег Николаевич напряжен не был и просто-напросто сладко спал. Я ему позавидовал и решил не будить. - Александр Борисович, - сказала Лена. - Шеф просил Вас зайти к нему в кабинет. Там у него уже сидит наш новоиспеченный. Это просто ужас - такой жлоб с деревянной мордой, - и она грустно добавила: - Жалко мне всех нас. Я бодро вошел к шефу. Николай Иванович ходил по кабинету, а за его столом сидел Жлоб. Да, точнее не скажешь, подумалось мне. Тем не менее, Жлоб поднялся и протянул мне руку. - Здравствуйте, Александр Борухович, - начал он. - Моя фамилия Вусов. Имя-отчество - Степан Петрович. Очень рад с вами познакомиться. - И я тоже, - вяло промямлил я. - Николай, - сказал Степан Петрович. - Ты разрешишь, я в твоем кабинете с полчаса побеседую с товарищем. - Ради бога, - согласился Коля. - Хоть пару часов. - Ну и чудесно, - обрадовался мой будущий начальник. - Очень тебе благодарен. Так-так, они уже на “ты”, хотя, возможно, односторонне. Пока они друг с другом переговаривались, я успел хорошо рассмотреть Вусова. Костюм слегка помят, дешевый и сидит мешковато. Галстук двадцатилетней давности. Но из-под стола выглядывали туфли, которые не вязались с общим видом, ибо стоили на толкучке не меньше 120 рублей. Да и часики, пожалуй.. Дорогой “Ориент”. Я удивленно посмотрел на этого Степана. Коля вышел, жалко улыбаясь. Я проводил его взглядом и резко повернулся к Жлобу. Он был приблизительно моим ровесником. - Ну что, перейдем на “ты”, - начал он первым. - Нам еще вместе работать. Хотя, судя по всему, недолго. Но это будет зависеть, разумеется, от тебя.Заранее предупреждаю: я - физиономист. Раскрою карты, хотя люблю играть втемную. У меня о тебе достаточно сведений, причем, самых положительных. Я не идиот собирать их из личных дел, просто у тебя неважно с памятью. А тем не менее, мы знакомы. Он сделал паузу и стал просто-напросто читать мои мысли. - Значит, так. Я - карьерист, коммунист, умница и жлоб. Запомни: это - априори. Костюм и галстук - для общего фона. Шузы и котел - для души. Не могу же я во всем нашем дерьме ходить. Я сидел и молчал. Во-первых, я не мог вставить ни слова, а во-вторых, мне и не хотелось. Я поймал себя на мысли, что, кажется, он действительно умница. Спич его тем временем продолжался. - А жлобствую я сознательно, потому что, как заметил ранее, я карьерист. И не собираюсь это от тебя скрывать. И не потому, что я успел тебя зауважать. Нет. Ты не принадлежишь к кругу моих близких друзей. А потому что я - реалист. Ты завтра, к примеру, ненароком встретишь Алика, случайно разговоришься и.. Тут он внезапно замолчал, упершись в меня взглядом. И я его узнал. А узнав, чуть не свалился со стула. Это был один из самых сильных игроков во все карточные игры. Нет, он не был, что называется, каталой, но играл блестяще. Мы с ним познакомились лет пятнадцать назад, когда я еще играл на очень высоком уровне, не то, что сейчас. Степан не блефовал, он в самом деле, как в картах, просчитал все варианты. Даже не выпустил случайной встречи с Аликом, с которым мы не виделись с десяток лет, но все может быть. - Ну, вот, - удовлетворенно заметил Степан. - Вижу, что вспомнил. Теперь вернемся к нашим баранам, то есть ко мне. Я не антисемит и не дурак. Меня не волнует, что будет делать наш отдел, кто где будет находиться. - лишь бы все выдавалось вовремя и все было официально. Премии будут всем. Лично меня, - он опять ухмыльнулся, - деньги, как ты сам догадываешься, не волнуют. Коля скоро вылетит, но я постараюсь его куда-нибудь пристроить. Через пару месяцев я буду в этом кабинете. Этот вопрос решил не я, и Коля это знает. Тебе, конечно, Александр Борухович, начальником отдела не быть, но самое страшное, я знаю, кого пришлют. Поэтому и сказал тебе, что наша совместная работа зависит не от меня.. - А кого, интересно, пришлют? - я нарушил молчание. Мне уже было все равно. Я понимал, что скоро станет очень хреново, и самое главное- уже ничего нельзя изменить. - Пришлют, к сожалению, не законченного болвана, - продолжал Степан. - Это для тебя было бы неплохо. А страшного демагога и антисемита. Я тебе гарантирую, что ни одного еврея здесь не останется. Самое смешное, что он сам - еврей, Исаак Израилевич Ревич. Вот так, - сказал он, радостно потирая руки. - Он-то у меня попляшет. Но ты, к сожалению, попляшешь у него. - Давай бухнем, что ли, - предложил я. - Ну, нет. Я же тебе сказал, что делаю карьеру. - ответил он. - После работы - уполне. А в отведенное время для созидания социализма - ни грамма. И, кстати, скажи алкашу нашему, чтобы глупостей не натворил. Легонько так намекни. Чтобы не было эксцессов. Кстати, Дмитрий Запольский, могу тебя обрадовать, умней тебя оказался. Я даже не сделал попытки возмутиться, а просто спросил, как он дошел до такой гениальной мысли. - А просто, - сказал Степан. - Уволился, учит английский и не занимается строительством коммунизма. - Откуда ты все это знаешь? - полюбопытствовал я. - А это я ему английский и преподаю. Ему и еще четырем гаврикам. Кстати, знаю еще и немецкий, - добавил он многозначительно. - Так что, если понадобится, то с нашим удовольствием. Я вернулся обратно в отдел и сел за свой стол. Олег Николаевич уже проснулся и был злой, как черт. Витя что-то читал, а Лена красила ногти. - Ну, что, как там Жлоб? - спросила она почему-то шепотом. Я усмехнулся. - Ребята, слушайте меня внимательно. Повторяться не буду. И вообще советую ни с кем ничего не обсуждать. Скажу одно: вам очень повезло со Степаном Петровичем, ясно? И забыли. А тебе, Олег Николаевич, я разъясню отдельно. Тут же у всех улучшилось настроение - много ли людям надо. За исключением, конечно меня, но это было естественно. В обед заявился Димка. - Ну, как дела? - спросил он бодро, не ожидая ответа. - А ну-ка, давай выйдем, Дмитрий Александрович, - сказал я выпихивая его в коридор. — Что же ты, скотина, не сказал, кто будет начальником? - зловеще прошептал я. - Ну, знал, - опешил Димка. - Но я не думал, что вы знакомы. А что? - А то, - начал я умно, не зная, как продолжить. - Александр Борисович, я же Вам ничего плохого не говорил, - Димка уже забыл, что мы с ним договорились перейти на “ты”. - Значит, английский изучаешь? - спросил я с сарказмом. Ничего лучшего я спросить не мог. - Йес, - гордо ответил он и еще что-то добавил, но я не понял. И он сказал доступнее для меня: - Хотите - верьте, хотите - нет, но там в основном говорят на английском. - А о чем ты хотел со мной поговорить? - Да, понимаете, - Димка чуть замялся. - Таня говорила, что у вас мало денег. А я знаю одного человека. Он может одолжить один к пяти. - Что один к пяти? - не понял я. Тут Димка, видимо, вспомнил, что мы с ним были на “ты” и ошарашенно посмотрел на меня. - Саша, -спросил он тихо. - Ты что, притворяешься или издеваешься? Или считаешь меня полным идиотом? - Да ни черта я не знаю, - ответил я невесело. - Тогда возьми отпуск на пару дней, - предложил он и добавил: - Поверь мне, если б я тебя не уважал, то послал бы куда подальше. А так готов убить на тебя пару дней, может, вылезешь из своего панциря. - А откуда ты Таню так хорошо знаешь? - Да не знаю я ее хорошо, - удивился Димка. - Видел пару раз, когда она к тебе на работу приходила. И тогда, у Беллы с Изей.. - А ты разве был у них на проводах? Что-то я тебя не припомню. - Да когда я пришел, ты вообще мало что помнил. А Татьяна твоя красивая. - добавил он завистливо. - Ну, что, берешь отпуск? - Беру, - сказал я резко. Однако сразу отпуск взять не удалось. Степан тут же заартачился. Сказал, что пока он не войдет в курс дела, а это продлится как минимум две недели, отпуск он не разрешит. Эти пара недель проскочили без особых приключений, если не считать подачи заявления Попова. Моисей Ефимович Попов решил уматывать. Это всех обрадовало. Он даже не был завистником, а просто склочником, который заваливал начальство анонимками. Ума, видать, он был небольшого и, чтобы подстраховаться, написал анонимку на себя, обвиняя себя в связи с калькировщицей - весьма симпатичной особой. Николай Иванович, кажется, впервые за все время, дал ход делу и устроил общее собрание, на котором присутствовала русская жена Попова, одолжившая ему свою фамилию. Шеф успел подготовить калькировщицу, и та при всех заявила, что беременна. Моисей Ефимович был бит женой прямо на собрании. Но это была уже другая история. А чего он решил уезжать, я понять не могу, да и не очень-то хотелось. Через пару недель, без всяких напоминаний, Степан дал мне отпуск. Причем, тут же приехал Димка. Так что я всерьез стал подумывать о заговоре против меня. - С завтрашнего дня поездим по Киеву, - тут же бодро заявил Димка. - Поездим, поездим. - пробурчал я. - А куда? - Завтра увидишь, - загадочно протянул Димка. Жена все эти дни ходила радостная. Мишка относился ко мне с таким вниманием, что однажды даже принес мне тапочки. Все были почему-то в восторге от моего недельного отпуска. Я даже стал подозревать в этом Димку, но Таня заявила, что понятия не имеет, о чем я говорю. Все началось с понедельника. С утра я вознамерился выспаться хотя бы до десяти, но в восемь заявился Димка. - Ты чего это в такую рань? - возмутился я. - Нечего терять драгоценное время, - заявил он. - Поехали. Я попытался сопротивляться, но он обладал железной хваткой и, осознав это, я уныло стал собираться. Захватив 25 рублей, оставленных Таней, мы вывалились из квартиры. — Есть хочу, - жалобно заканючил я. - Позже, все позже, - нагло ответил Димка и потащил меня к машине, стоящей у дома. - Познакомься, - заявил он, усаживаясь. - Это человек, о котором я тебе говорил. Разумеется, я не понял, к кому относилась эта расплывчатая фраза. То ли ко мне, то ли к хозяину машины. Впрочем, он тоже не понял, и так мы представились. - Вот и получилось, - сказал мой новый знакомый, продолжая разговор, начатый с Димой, - что теперь я нищий. - Ну, уж, так прямо и нищий, - недоверчиво протянул Димка. - Нет-нет, - горестно замотал головой чудак, - именно нищий. Мне показалось, что он этим упивается, но я на всякий случай промолчал. Как выяснилось, он что-то учудил с каким-то большим бриллиантом. То ли он его съел, то ли его шурин, так я и не выяснил. Я только понял одно: там, где его ждали, по необъяснимым причинам его не оказалось. Сначала я думал, что шурина, потом понял, что бриллианта. Меня страшно заинтересовали подробности, но они с Димкой от меня отмахнулись и я остался в неведении. - Приехали, - сказал хозяин машины, имя которого я уже успел позабыть. Димка сунул ему червонец, и мы вышли. - Большая сволочь, - заметил он и тут же добавил: - Но хороший человек. И к тому же богатый. - Да он только что распинался, что нищий. - возразил я. - Ну и псих же ты, Александр Борисович. Это же тот