Почему же столько лет держится здесь эта странная, злая и враждебная народу власть?
Теперь, когда я пишу эти воспоминания, Кремль перестал быть запретным местом, каким он был при Сталине. Его наследники стараются избегать тех, бьющих через край нелепостей, которые творил полубезумный старый деспот. Да, но ведь за видимостью отдельных демонстративных послаблений, за отменой совершенно диких сталинских порядков скрывается все та же сталинская суть коммунистического режима. И поистине нужно быть слепым и глухим, чтобы не понимать этого.
Через некоторое время мне сделал знак шофер-сосед. Я открыл окно, и он предложил мне осторожно открыть дверь и перейти к нему в машину. Я проделал это. В машине соседа оказался еще один шофер — из канадского посольства. Мы познакомились.
Было тепло, потихоньку наигрывало радио. Мы толковали о том, о сем, и незаметно наш разговор перешел на отношения между правителями и народом. Я рассказывал, каковы эти отношения во Франции, мои собеседники — советские граждане — слушали меня внимательно, но кажется, не особенно верили мне…
Так мы проболтали, примерно, с час. Вдруг во дворе возникло оживление: это окончилось заседание, и дипломаты постепенно выходили во двор. Я, уже не стесняясь, вылез из американского автомобиля, завел мотор и стал греть машину, ожидая своих пассажиров.
В обратный путь к воротам нас уже не провожали. Я ехал медленно, все еще пытаясь разглядеть попадавшееся на пути. Но, кроме темных зданий, мне так-таки и не удалось ничего рассмотреть.
Мои пассажиры сидели молча, и я пробовал догадаться, о чем они думали. Мне почему-то казалось, что эти люди, не первый год занимающиеся дипломатической деятельностью, припоминали свои поездки в гитлеровской Германии… Я решился перебить их задумчивость и спросил, приходилось ли им когда-нибудь видеть знаменитые кремлевские редкости.
Консул ответил мне, что в старое время, когда в Кремль можно было входить совершенно свободно, он видывал там много интересного, в том числе и Царь-колокол с Царь-пушкой, которые так занимали мое воображение. Но эти занятные вещи находятся в другой части Кремля, вдали от нашего пути.
— Да, — сказал консул со вздохом, — было время, когда было свободно в Кремле… И вообще… Как меняются времена!
Замещающий посла молчал, глядя в окно.
У ворот нас не контролировали, я нажал на газ: мне хотелось поскорее вырваться из-за этих стен. Уже за их пределами заговорил замещающий посла:
— Такая огромная страна… Замечательная страна! И как мне жаль ее…
В его голосе слышалась неподдельная жалость и теплота.
Удар
Через несколько дней консул сказал мне, что я не могу долее оставаться в Москве. Я сначала подумал, что советские власти требуют моего возвращения в Ейск, но оказалось, что для меня настало время вообще покинуть Советский Союз. Власти просто-напросто отказались слушать какие-либо доводы. Консул посоветовал мне сдать паспорт на визу в министерство и пообещал, что оставит мою жену при посольстве как можно дольше.
Я понял, что все кончено.
Приехав домой, я не сразу сказал жене, как обстоят дела. Я подыскивал слова — и не находил их. Просто для того, чтобы не молчать, я сказал, что плохо себя чувствую.
— Приляг, — посоветовала мне Алла. А у меня и в самом деле, от волнения стала разбаливаться голова. Кажется, у Аллы было предчувствие, что не все в порядке, так как она, выйдя из комнаты, возвратилась минуты через две и, остановившись возле моей кушетки, спросила меня тихо:
— Скажи мне, в чем дело…
— Не знаю, как тебе сказать… Видишь ли… Мне приходится оставить работу в посольстве.
Алла слегка вздрогнула, но не сказала ни слова. Мы молчали. «Теперь она знает, что значит сказанное мной. Это значит, что я уеду во Францию, а она…».
Кажется, она этого не поняла.
— Ну что ж… — сказала Алла, — в конце концов, ты не состоял в штате посольства. Мы поедем сегодня же к Зине и я попрошу ее устроить тебя куда-нибудь на работу.
Я вскочил.