— Нет, Бернар. Это не так.
— Но что же тогда?
— Прилив безумия, прилив крови, прилив черт знает чего.
— Твой врач так же недоумевает, как и я. Он думает, что между нами произошла серьезная размолвка.
— Конечно нет.
— Я ему так и сказал. Он считает, что мне следует проконсультироваться у сексопатолога. Может быть, он и прав. Это обойдется нам в копеечку, но если ты хочешь… Он полагает, что если бы у нас был ребенок…
Бедный Бернар! Мне было так жаль его… А теперь он пытался освободиться от своих подозрений, и это было ужасно. Бернар настаивал:
— Мы бы могли, знаешь. Сегодня медицина овладела искусством зачатия.
— Замолчи, прошу тебя.
— О, прости! Я забыл, как ты еще слаба.
Я действительно очень устала, и в течение двух дней все визиты ко мне были запрещены. Волновался и доктор, и медсестры. Благодаря переливаниям крови я должна была быстро набирать силы, но пребывала в апатии, без аппетита и должного оптимизма. Я продолжала переживать мгновения своего бесплотного существования. Огромная, захватывающая радость, которую я испытала в тот момент, когда собиралась пересечь световую границу — а это я помню совершенно точно, — рождала во мне желание повторить содеянное. Моя страна была там, откуда шел Голос, отвергнувший меня. Почему? Почему я не заслужила?.. Какую ошибку допустила? Что означало: «Когда ты будешь свободна?» Свободна от чего? От кого? И сколько времени займет это таинственное освобождение? «Позже!»— сказал Голос. Когда позже? Какие испытания ждали меня еще? Нет, мне, право, было не до еды.
— Нужно пересилить себя, — отчитывала меня Нелли. — Разве вам не хочется снова стать, как прежде, красивой и желанной?
Это я-то желанной! Которую Доминик бросил, как мимолетную подружку. Гнев ярким румянцем проявлялся на щеках. Мне бы следовало убить его! А мне еще говорят о каком-то ребенке!
Мать во время своих визитов говорила в основном о Стефане Легри.
— Я знаю, что представляют собой сердечные дела, бедное мое дитя. К сожалению, дела денежные конца и края не имеют. Ты затыкаешь дыру в одном месте, а рядом открывается новая. Стефан меня разоряет, да и не меня одну. Всех вас, поскольку если я объявляю себя банкротом, то после меня ты будешь первая пострадавшая, как и твой муж, и его мать, и все те, кто доверял мне.
Порой она даже плакала, но я чувствовала себя так далеко от нее, как и от всей прошлой жизни.
— Вышвырни его вон, — потеряв всякое терпение, сказала я.
— О, ты не знаешь Стефана! Когда он злится, то становится таким необузданным!
Она смотрела на часы и наспех припудривалась.
— Убегаю. Кстати, что случилось с твоей свекровью? Я ее встретила, а она даже не поздоровалась со мной.
Вот уж чего я совершенно не хотела, так это вмешиваться в их дурацкие ссоры. Я закрывала глаза, чтобы показать ей, что удаляюсь в свой маленький внутренний мир. Действительно, очень маленький. Ванная комната, залитая кровью ванна, из которой торчала моя голова, будто отделенная от тела, а затем коридор, ведущий к недоступной истине. Там мой затерянный мир и земля обетованная. По нескольку раз в день я возвращалась туда, будто верующий, размышляющий о тайне Креста.
Так пришло ко мне желание поговорить со священником. Да простят мне мое путаное описание! Но я так устала от всего случившегося, что легко теряю нить начатого рассказа. Да и читатели мои, вероятно, тоже пребывают в нетерпении. Их интересуют не мои семейные ссоры, а один-единственный вопрос: «Что в этой истории правда?» Почему не расскажет она свой случай кому-нибудь сведущему — священнику, психиатру, медиуму, все равно кому, но чтобы тот имел хоть какое-то представление о загробной жизни, параллельном мире или как он там еще называется. Поэтому я попросила больничного священника зайти ко мне.
Это был очень старый человек, пахнувший трубочным табаком, весьма нечистоплотный и с неуверенной поступью из-за сильной близорукости. Он рассказал мне, что раньше был священником при тюрьме, вероятно, для того, чтобы я говорила не смущаясь, мол, он и не такое слыхал. Наклонив голову и приставив руку к уху, чтобы лучше слышать, он молчал вплоть до того момента, как я начала рассказывать о своем перевоплощении. Здесь он соединил руки, кашлянул и заметил:
— Знаю, дочь моя, знаю. Галлюцинации умирающих. Очень частый случай. Не думайте больше об этом. Вы часто ходили в церковь?
— Нет. Меня крестили, потом первое причастие, и все.
— И вы никогда не молились?
— Нет.