Но я плохо его знала. Он был из породы въедливых сыщиков. Сначала ему нужно было все выяснить про фирму Роблен: состав правления, оборот и прочее. Все выглядело так, будто один из нас находился под подозрением.
— Я извиняюсь, — повторял он время от времени, — но денежные вопросы часто играют немаловажную роль. Есть преступление, мы к нему еще вернемся, и есть все то, что его окружает. Однако я сделал вывод, что дела фирмы шли не блестяще. И я обязан это учитывать.
Он повернулся ко мне.
— Итак, мадам, еще раз. Скажите мне, была ли у вас определенная причина для посещения вашей матери?
— Нет. Но каждую субботу, вернее, вторую половину дня я проводила с ней. Это было ее относительно спокойное время, ведь она много работала.
— Вы сказали мне, что пришли к ней около четырнадцати тридцати?
Я сделала вид, что советуюсь с Бернаром.
— Во сколько я вышла из дому?
— Около тринадцати тридцати.
— Тогда я должна была быть у нее около четырнадцати тридцати.
— Вы шли пешком?
Я упоминаю этот вопрос, чтобы подчеркнуть, до какой степени этот дьявол в облике человека был дотошным. Сложно было проскользнуть мимо сети, которую он терпеливо расставлял. Волнение начинало проступать у меня на висках в виде капелек пота.
— Да. Я люблю гулять.
— Значит, вы оставались с госпожой Роблен с четырнадцати до восемнадцати часов?
— Да.
Мой голос был твердым. То был опасный момент.
— Ей никто не звонил?
— Нет.
— А когда вы уходили около восемнадцати часов, она казалась вам обычной?
— То есть как?
— Ну, может быть, она нервничала, как если бы дожидаясь кого-то, хотела, чтобы вы поскорее ушли? Вам не показалось, что она кого-то ждала?
— Нет. У нее было много знакомых, но мало друзей. Впрочем, она бы мне сказала.
Мне было жарко. Я начинала терять над собой контроль.
— Господин Легри будет здесь через несколько часов, — сказал комиссар. — Мы вызвали его. Я, естественно, хочу послушать всех. Я уже знаю благодаря горничной, мадам Блен, что взаимоотношения между вашей матерью и ее главным инженером были далеко не гладкими.
— Мадам Блен захотелось выступить. У каждого из них был непростой характер, это так. Но от этого до…
— До чего?
— До насилия… нет, не может быть.
— Итак, мадам, вы ушли от своей матери около восемнадцати часов. Вы сразу же вернулись домой? Ваш муж ждал вас?
— Именно, — подтвердил Бернар. — Мы ужинали в ресторане.
— Хранила ли госпожа Роблен дома важные документы, например контракты или ценные бумаги?
— Нет, — ответила я. — Все производственные документы находятся в Антибе, за них отвечает Стефан Легри.
— Тем не менее не могли бы вы осмотреть квартиру и убедиться, что ничего не пропало.
Он последовал за нами, и моему взору предстал очерченный мелом силуэт на полу, обозначавший тело матери. Ужасное ощущение. Затем я открывала ящики, отвечала на всевозможные вопросы, однако не удовлетворяя этого полицейского, во всем видевшего подвох. Нет, ничего не пропало.
— И конечно же, — продолжил он, обращаясь ко мне, — у мадам Роблен не было оружия?
— Конечно же нет!
— Но ведь она жила одна и могла хотя бы иметь пистолет?
— Нет, комиссар, в этом доме никогда не было оружия.
— А среди ее близких, из ее окружения, у кого-нибудь был револьвер?
— Нет, не думаю.
Комиссар раздумывал, просматривая записи в своем блокноте и отбивая на зубах колпачком своей ручки какой-то раздражающий марш. Мне было понятно его замешательство. Либо нападавший был обычным бродягой, либо он был хорошо знаком с жертвой. Время от времени он бросал на меня быстрый взгляд. Для него я была идеальной виновной. Но если бы, в порыве внезапного помешательства, я бы убила свою мать, то не смогла бы потом спокойно ужинать в ресторане. Мой муж непременно понял бы, что со мной что-то не так. Тогда кто? Стефан. Но ему будет легко доказать, чем он занимался после восемнадцати часов. Поэтому я не собиралась сдаваться. В восемнадцать часов я покинула свою мать живой. А полчаса спустя Бернар встретил меня улыбающуюся, может, немного уставшую, но обычную. Его свидетельство подтверждало мое. Да, в восемнадцать часов моя мать все еще была жива.
Короче. Стефан прибыл в Орли несколькими часами позже. Он сразу же был допрошен в полиции Леришем и отпущен, ибо против него не было никаких улик. Только я могла бы обвинить его, но отныне сделать это было уже невозможно.